ли он решение сына или согласился против воли, с досадой? Кадфаэль подумал, что Леорику, очевидно, больше пятидесяти, и по простоте душевной счел его стариком, забывая о собственном возрасте, о котором вообще никогда не думал, а ведь ему самому было шестьдесят.
Гораздо сильнее его внимание привлек юноша, который, как того требовали приличия, почтительно следовал за отцом на расстоянии нескольких ярдов и быстро спрыгнул со своего черного пони, чтобы поддержать родителю стремя. Пожалуй, даже излишне быстро, но при этом в его манере держаться было что-то напоминающее жесткую несгибаемость старшего. Когда они спешились, оказалось, что девятнадцатилетний Мэриет Аспли на голову ниже Леорика; это был хорошо сложенный, стройный, крепкий юноша, на первый взгляд ничем особенно не примечательный. Темные пряди волос прилипли к его мокрому лбу, и потоки дождя струились по гладким щекам, как потоки слез. Он стоял чуть в стороне, со смиренно склоненной головой и опущенными долу глазами, весь внимание, как слуга, ожидающий приказаний хозяина. Когда же Аспли направились под навес сторожки, Мэриет следовал по пятам за отцом, как хорошо обученная собака. И все же в его поведении была какая-то замкнутость, что-то принадлежащее ему одному; он как будто выполнял весь этот ритуал, не участвуя в происходящем душой. Это было скрупулезное соблюдение внешних формальностей, которое не затрагивало даже частички его «я». Насколько Кадфаэль мог разглядеть на таком расстоянии, выражение лица Мэриета было столь же спокойным и суровым, как у Аспли-старшего.
«Да, – подумал Кадфаэль, – между этими двумя нет согласия, это несомненно». Единственное, чем он мог объяснить холодность и непреклонность отца, так это тем, что тот не одобряет решение сына, – мысль, сразу пришедшая Кадфаэлю в голову; возможно, отец пытался отговорить сына и очень сердит, что это ему не удалось. Упрямство, с одной стороны, крушение надежд и разочарование – с другой – разделили их. Не лучшее начало служения – противостоять воле отца. Однако ослепленные слишком ярким светом не видят, не хотят видеть боли, которую они причиняют. Путь, которым Кадфаэль пришел в монастырь, был иным, но ему пришлось пару раз наблюдать такие случаи, и он понимал всю тяжесть подобной размолвки. Прибывшие отправились в сторожку ожидать брата Павла, а после – официального приема у аббата. Конюх, который приехал вслед за ними на косматом диком пони, отвел лошадей на конюшню, и большой двор снова опустел; дождь лил по-прежнему. Брат Кадфаэль подобрал повыше полы своей рясы и побежал к главному корпусу, там стряхнул воду с рукавов и капюшона, а потом пошел в скрипторий, устроился удобно и продолжил чтение. Через несколько минут он полностью погрузился в раздумья о том, являлись ли dittanders Элфрика тем же самым, что его собственный dittany (ясенец белый). Кадфаэль не думал больше о Мэриете Аспли, который принял неколебимое решение стать монахом.
На следующий день юноша предстал перед капитулом, чтобы формально заявить о своем желании и познакомиться с