мере хоть мучиться меньше.
Выпуская под перрон клубы пара, паровоз пыхтел, будто сердился, что ему приходится ждать. Недовольным выглядел и Зан, стоявший с огромным рюкзаком за спиной возле двери первого вагона. На нем была все та же военизированная форма, что и при первой встрече, только на ногах теперь вместо ботинок красовались высокие, до блеска начищенные сапоги. Кибер просверлил взглядом неторопливо подошедшего Лома и буркнул:
– Уже без двух минут пять!
– Еще без двух пять, – уточнил взломщик. – И тебя с добрым утром.
Он был одет в похожую на воинский китель походную куртку защитного, как и у формы Зана, цвета, главным достоинством которой помимо прочности ткани было наличие множества карманов. Сапоги у него были тоже походные, на толстой подошве, с высокой, до середины голени, шнуровкой.
Кибер зашел в вагон. Лом сделал то же. Внутри было только пять человек. Оно и понятно, ехать так рано в Лапландию могло понадобиться немногим. Одна часть населения поселка трудилась на местной свиноферме, в теплицах и окрестных полях, другая ездила на заработки в Романов-на-Мурмане. Вот на обратном рейсе все три вагона будут забиты под завязку. И на вечернем в Лапландию – тоже. А сейчас – красота и комфорт, садись куда хочешь. Кстати, родился Лом как раз таки в Лапландии. Но еще когда он был совсем маленьким, отец перевез семью в Романов-на-Мурмане, нашел там приличную работу в рыболовецком порту и даже сумел купить крохотную квартирку. Через три года отец погиб в результате несчастного случая, но мать возвращаться в Лапландию не стала – работала к тому времени швеей, и ее заработка, пусть и едва-едва, хватало, чтобы прокормить себя и сына. Но семь лет назад умерла и она, Лом остался один.
Он выбрал место у окна, по ходу движения. Зан уселся напротив, опустив рядом с собой на скамью объемистый рюкзак. Едва устроились – раздался гудок, поезд дернулся, лязгнул межвагонными буферами, и перрон медленно пополз назад.
Лом, забыв о конечной цели поездки, с увлечением и почти детским азартом уставился в окно. Он путешествовал на поезде всего третий раз в жизни. До этого, еще в юности, они ездили с матерью в гости к родственникам в ту же Лапландию. Обе поездки запомнились накрепко, особенно первая. Ему было тогда лет двенадцать. И в ту пору железную дорогу не охраняли, как сейчас. Это теперь посты через каждые две-три версты[8], а тогда… По пулемету на крыше каждого вагона, по три автоматчика на вагон, и все равно нет-нет, да случалась заварушка со стрельбой и потерями среди пассажиров. Вот и в тот раз: едва проехали Колу, крайние дома еще было видно, а по вагону зашлепали пули, разлетелись острыми брызгами стекла. Машинисту нет бы наддать, а он то ли с перепугу, то ли ранили его, но состав остановил. Резко дернуло, все попадали на пол… Кто стеклами порезался, кого пулей зацепило – кругом крики, стоны, кровища… Мать его сразу затолкала под скамью, сама легла рядом на пол. Стрельба не прекращается – лупят уже не только с улицы, но и автоматчики из вагона,