уж недолго: плоть,
Съеденная могилой,
Вернется на место, ко мне.
И стану я снова женщиной с милой улыбкой,
Лет тридцати, не больше, а жизней —
Девять, точно у кошки.
Эта – третья по счету.
Уничтоженье раз в десять лет —
Право, такая морока.
Миллионы лампочек горят: полный аншлаг.
Толпа любопытных грызет орешки,
Люди толкаются, жаждут увидеть,
Как вынимают меня из пелен —
руки и ноги —
Что за шикарный стриптиз!
Дамы и господа,
Вот вам мои ладони,
Вот и мои колени.
Конечно, кожа и кости,
Но все равно: жива я, и я все та же.
Впервые это случилось, когда мне было
лишь десять:
Несчастный случай.
А во второй раз, признаться, я очень хотела
Все оставить как есть и вовсе
не возвращаться.
Замкнулась в себе,
Захлопнулась, словно ракушка, —
Пришлось им кричать и звать,
И червей от меня отдирать,
как прилипшие жемчуга нити.
Умирать —
Искусство не хуже прочих. В нем
Я достигла изрядного совершенства.
Я умираю весьма убедительно.
Я умираю очень по-настоящему.
Полагаю, можно сказать: истинно —
дар Божий!
Не очень трудно погибнуть в камере,
Не очень трудно и быть погребенной
в могиле.
Но театральный процесс
Возвращенья к дневному свету,
В то же место и к тем же лицам,
к тем же хамским
Веселым крикам:
«Чудо, какое чудо!» —
Вот это, признаться, бесит.
За все – отдельная плата:
За то, чтоб взглянуть на мои шрамы,
За то, чтоб сердце мое послушать, —
Да бьется, конечно, бьется.
И отдельная плата – большие,
серьезные деньги —
За слово из уст моих, за касанье,
За капельку крови,
За прядку волос, за малый клочок одежды.
Вот так-то, герр Доктор.
Так-то, герр Враг.
Я – ваш шедевр,
Сокровище, драгоценность,
Дитя золотое,
Что взрывается криком.
Я в танце сгораю.
Не думайте: я достойно ценю величие
вашей заботы.
Прах и пепел:
Мешай