мне, о Волчий Пастырь; скажи, коли жизнь в бою
Окончишь, неужто Волки смерть не оплачут твою?
Тот, кто хочет согреться и разводит костер,
Не станет к стволу яблони прикладывать свой топор.
Или должна я в могилу от горя навечно сойти,
Лишь потому что в битве – ты словно вихрь на пути.
Так что внемли моей просьбе, и на твоих плечах
Кольчуга пусть будет и если забудут все о мечах.
Тогда придешь невредимым с южных ратных полей,
Сядешь со мной среди буков и будешь живого живей.
И она поцеловала мужа, и прижалась крепко, и положила руку на грудь ему; он же, радуясь, ответил со смехом:
Мудрость твоя известна, долго дано тебе жить,
Но люди часто горюют о том, что лишь может быть.
Ты сердцем ныне как дева, нежная словно цвет,
Что расстается с любимым на самой заре своих лет.
Ты знаешь секиры тяжесть и остроту меча,
Знаешь как под ударом, широким замахом сплеча,
Рушатся и железо, и силы с опытом власть.
Однако жива будет слава, а вирд воина – пасть.
Чем может лихое железо, металл, что ковали рабы,
Устрашить Короля народа, сына своей судьбы?
В свой черед засмеялась она… громко, но так нежно, что сладость голоса ее сплелась с первой песней только что пробудившегося на ветке рябины дрозда:
Хоть и Божия дочь я, но все же неведомо мне
Откуда сия кольчуга, в каком ковалась огне.
Но ты будешь в ней на поле, покуда играет меч,
Хоберк сей не раскроишь, мечом его не рассечь —
Жизнь твою сохранит он, примет любой удар.
И клянись, что не снимешь Божьего племени дар.
Тут она протянула руку и, немного пошарив в росистой траве, извлекла из нее темно-серую, ниспадающую мягкими складками кольчугу. Вновь распрямившись, она опустила железную рубаху на колени Тиодольфа. Тот взял ее в руки, принялся крутить, рассматривать и думать. А после спросил:
Какое лежит проклятье на этой стене мечей,
Крепости моего тела, сокровище для очей?
Ибо не добрые люди сплетали кольца в прочную сеть,
А гномы: их радость и горе нам равно беда и смерть.
Она попыталась утешить его объятием рук и отвечала голосом более нежным, чем у любого земного создания:
Нет в кольчуге проклятья ни для меня, ни тебя.
С заботой ее искала, дарила ее любя.
В дарованной мною жизни должны мы идти вдвоем.
И не для нас разлука и горе с его острием.
Если ее наденешь и выедешь в поле на рать:
Не плакать мне на кургане, не плакать и не рыдать.
Слез моих не увидит охотник, мимо пройдет пастух,
Ночные мои слезы ничей не встревожат слух.
Ветер жалоб моих не подхватит, ему нечего будет мчать,
И мне на твоей могиле в бессилии не лежать.
Жены Вольфингов не услышат стенаний моих,
Прясть – вот их дело, дом хранить – обязанность их.
Так что выполни мою просьбу, выполни, племени Князь,
И не падешь убитым в кровавую битвы грязь.
Она