к этому. Он задумался об Ирине. Их отношения зарождались довольно обыденно – встретились два одиночества, появилась симпатия – как к человеку, так и к родственной душе – переросшая со временем в нечто большее. Да, ему было хорошо с ней во всем, начиная от разговоров и заканчивая постелью, они понимали друг друга с полуслова, угадывали желания, мысли, поведение, но была ли это любовь «до гроба»? Да и что такое вообще любовь?
Если б кто-нибудь задал этот вопрос Николаю, он вряд ли нашел бы какое-то разумное объяснение этому чувству, а скорей даже совокупности чувств. За свою жизнь ему не раз доводилось идти на поводу у страсти, даже влюбляться, но в определенный момент что-то перегорало внутри. Он чувствовал, что исчерпал себя, что ему уже не интересны эти отношения, вроде все еще волнительные, но уже в наименьшей степени, лишенные первоначальной искры. Первое время Николай пытался притворяться, лгать другим и даже самому себе, твердить о высоких чувствах и внушать себе же что чувства эти действительно есть, что это не иллюзия, не фикция, а та самая долгожданная любовь – умеренное, спокойное, очень приятное ощущение духовной близости с женщиной. Где-то в глубине души он осознавал, что все, что с ним происходит – не более чем смирение, уход от надоевшего одиночества и опостылевшей до чертиков серости будней, нестерпимое желание иметь полноценную семью, возвращаться в милую обитель, где тебя кто-то ждет, где чувствуешь себя нужным, любимым, желанным. Ведь так приятно приходить с работы домой, где тебя встречают с радостью. Затем, переодевшись и поглощая восхитительный, приготовленный женскими руками ужин, рассказывать о прошедшем дне, слушать в ответ совсем не интересные, но абсолютно не напрягающие новости о выросших ценах в магазине, о новой прическе подруги, и чересчур откровенном платье какой-то Маши; после, приняв теплый, расслабляющий душ и смыв с себя накопившееся за день напряжение, лечь в свежезастеленную, приятно пахнущую чистотой постель и обнять податливое, отзывчивое тело лежащей рядом женщины; неспешно гладить нежную, бархатистую кожу, чувствовать привораживающий запах женщины, ласкать ее, проникая руками и губами в самые потаенные места и слышать негромкие, пока еще сдерживаемые стоны; чувствовать ее напряжение и дикое, все нарастающее желание близости, и, овладев ею, довести до крика, до исступления, до невнятного шепота и вонзившихся в спину ногтей, до мелких судорог, сотрясающих вдруг обмякшие разом мышцы; а затем, лежа рядом и гладя влажные от пота грудь, живот, бедра любимой, смотреть на ее утомленное, но блаженное лицо, чувствуя себя на седьмом небе от счастья и распирающей гордости за доставленное удовольствие. И напрочь забыть о невыносимом одиночестве.
С Ириной же они пока довольствовались тем, что есть – частые, но недолгие встречи, выходы вместе по магазинам, и, изредка, в кинотеатр, на какую-нибудь премьеру, никаких планов на будущее и обязательные ночевки девушки дома. За все то время, сколько они вместе – почти два года минуло – Ирина ни разу не осталась на ночь у Николая, объясняя это нежеланием оставлять дома стареньких родителей.
«Понимаешь,