нечаянно уронила, – и Саша сбегал на кухню за веником.
– У вас все нормально? Тут какой-то бардак.
– Все хорошо. Ложись спать.
Дочка ушла, успокоенная. Супруги подмели пол, убрали следы борьбы и свои останки. И продолжили жить. Только чуть-чуть что-то умерло внутри.
Котоиваномахия (или «про кота»)
Иван завел кота. Никто его за руку не тянул, не уговаривал, не плакал: «Давай заведем кота, давай заведем кота». Оля, конечно, хотела кошечку, но не настаивала. Иван был не из тех, с кем можно «настоять». Но тут он сам подобрал кота в переходе: «Жалко, – говорит, – стало». Потом, правда, не мог понять, как это произошло, Иван же с детства ненавидел кошек. «Кошачий гипноз», – объяснил он жене.
Оля назвала кота Маркиз. Но Иван обращался к нему исключительно «скотина ушастая» и часто напоминал, что поступит с ним, как Тарас Бульба с младшим сыном: «Я тебя породил, я тебя и убью». Кот не верил, а, может, Гоголя не читал.
Иван рассчитывал, что с котом будет как с собакой. Животина станет его любить, приносить тапки, выполнять команды. Но едва кот пришел после кастрации в себя, между ним и Иваном сразу же возник конфликт интересов, перешедший в острую стадию из-за банального паштета.
Ну, не совсем банального: паштет «ВкусВилл» из гусиной печени – нежная сливочная консистенция, сверху ароматное виноградное желе. Когда Иван первый раз его купил, они с Олей съели всю банку сразу. На следующий день Иван снова принес паштет, открыл, нарезал хлеб, разложил маринованные огурчики на тарелке. Пошел звать Олю. И пока они препирались, кто кого сильнее хочет съесть, кот сожрал паштет. Когда игриво настроенные супруги вошли на кухню, кот сидел на столе и вылизывал банку, придерживая ее лапами. Вид он имел борзый, будто считал пожирание дорогих паштетов своим правом.
Иван взбесился и понес кота мочить. Нет, не убивать. А в буквальном смысле «мочить», под краном. Кот молчал. Зато орал муж. Испугавшись за психическое здоровье Ивана и за физическое – кота, Оля прибежала в ванную комнату. Муж прижимал кота ко дну ванной, поливая его из душа. Кот, придавленный, но не сломленный, воротил под струями воды морду и так исподлобья смотрел на Ивана, что было понятно – презирает.
– Он не сопротивляется, скотина! – орал Иван. – Специально бесит меня!
– Тихо, тихо, – Ольга один за другим расцепляла пальцы Ивана на загривке кота.
Ночью, едва Иван захрапел (что означало переход его сна в глубокую фазу), на кухне со звоном что-то рухнуло. Оля даже не встала, сразу все поняла. Иван вскочил. В таких случаях говорят «как ошпаренный». Короче, Иван ринулся на кухню. Вскоре из ванной раздались его вопли, и звук льющейся воды. Кота было опять не слышно.
– Ты представь, эта ушастая скотина скинул со шкафа коробку коньячных бокалов, – негодовал после возвращения муж, укладываясь в кровать и нервно дергая на себя одеяло. – Вдребезги весь набор.
«Надо же, – не без гордости за кота подумала Оля. – Винные не тронул.