улучшить его хорошие стороны и исправить ущербные. В более общем смысле, сам факт изменения себя благоприятствует возникновению новых и более вероятному осуществлению старых возможностей. Так изменение порождает дальнейшее изменение, а последовательное соблюдение трансцендентальных заповедей превращает эти накапливающиеся изменения в момент прогресса.
Но заповеди могут быть нарушены. Оценка может оказаться пристрастной в силу эгоистического невнимания к другим, верности лишь собственной группе в сочетании с враждебностью к другим группам, в силу сосредоточенности на сиюминутных выгодах и пренебрежения долгосрочными затратами[29]. Более того, подобные аберрации легко возникают, но их трудно исправить. Эгоист не превращается в альтруиста за одну ночь. Враждующие группы нелегко забывают взаимные обиды, отбрасывают взаимные претензии, преодолевают взаимные опасения и подозрения. Обычный здравый смысл обычно чувствует себя всезнающим в практических делах, обычно слеп к отдаленным последствиям политики и практики, обычно не осознает примешивания обычной бессмыслицы к своим самым дорогим убеждениям и девизам.
Мера подобных аберраций может, естественно, варьироваться. Но чем она больше, тем быстрее нарушит процесс кумулятивного изменения и породит массу социальных и культурных проблем. Эгоизм находится в конфликтных отношениях с благоустроением, вплоть до того, что ему противостоят посредством закона, полиции, судебной системы, тюрем. Но существует некий предельный показатель доли населения, которую можно держать в тюрьмах, и, если эгоизм превышает этот уровень, представитель закона и, в конечном счете, сам закон вынуждены быть терпимее и снисходительнее. В результате благоустроение несет ущерб. Оно не только становится менее эффективным, но и возникают трудности в отправлении беспристрастного правосудия, в определении тех правонарушений, на которые следует закрывать глаза. На практике этот вопрос может обернуться вопросом о том, чьи социальные проступки можно простить, а чьи подлежат наказанию. Но это подорвет закон, он перестанет быть тождественным справедливости. По всей вероятности, он в большей или меньшей степени превратится в орудие определенного класса.
В самом деле, за эгоизмом индивида стоит эгоизм группы. Если индивид вынужден мириться с публичным осуждением его образа действий, то групповой эгоизм не просто направляет развитие в сторону своего возвеличения, но и создает рынок мнений, учений, теорий, который будет оправдывать его образ действий и в то же время выставлять на свет несчастье других групп, объясняя его их порочностью. Разумеется, пока удачливая группа продолжает быть удачливой, пока на каждый новый вызов у нее находится творческий ответ, она чувствует себя баловнем судьбы и вызывает не столько озлобление и противостояние, сколько восхищение и желание состязаться с ней. Но развитие, направляемое групповым эгоизмом, имеет тенденцию быть односторонним. Оно не только