в новом окружении: тут и «честные контрабандисты», и дети природы, и пестрое «водяное общество», и офицерская среда. Он всюду трагически одинок, да и сам мастерски умеет отталкивать тех, кто тянется к нему. «Печорин один и только один принципиально. Но он не хочет и не может быть один»135.
Печорин не автопортретен. «Но в Печорине художественно воспроизведен тот же тип общественного сознания – основным его содержанием является процесс философского самоопределения в действительности»136.
«Происходит своеобразное “странствование” Печорина по различным пластам современной автору общественной жизни России. Сюжет романа строится так, что герой оказывается причастным ко всем изображаемым жизненным сферам, но в то же время является постоянно отторгнутым, отделенным от них, оказывается в положении скитальца, странника». Один из рассказчиков прямо подается «странствующим офицером». «Максим Максимыч – тоже “странник”, одинокий, бездомный… Обе встречи “офицера” и Максима Максимыча происходят в дороге, в пути. “На большой дороге” “путешествующему офицеру” удалось, наконец, увидеть и самого Печорина. Мотив скитальчества, странствия, по-разному проявляясь в судьбах совершенно разных персонажей, как бы перерастает рамки одной конкретной судьбы, становясь лейтмотивом лермонтовского романа»137. «…Создается особое настроение, атмосфера бесприютности, в которой проходит бесцельная жизнь людей-странников»138.
Какие бы длинные повествовательные связки понадобились для того, чтобы охватить этот материал в последовательном романном изложении! А тут – ничего лишнего, никаких строительных лесов; взамен – динамика, экспрессия, прямо кинематографическая мобильность в смене кадров.
Но разговор о герое у нас еще впереди. Пока закончим мотивировку нового обозначения жанра. Отметим замечательную особенность. Наверное, иначе могло бы восприниматься произведение, отмеченное одной-двумя, пусть важными, приметами цикла. Но в «Герое нашего времени» их полный набор! К этому надо прибавить: нам-то хорошо, нам – подспорье теоретических обобщений с учетом последующих новаторских поисков художников за немалый пласт исторического времени, а Лермонтову приходилось двигаться наугад, полагаясь на творческую интуицию. Сколько же здесь прозорливо угадано!
Скрытый прием циклообразующей связи
Художник может подчеркнуть задействованный прием. Я уже отмечал, что Лермонтов повествовательной паузой, объявляя героя здравствующим более полутора месяца спустя после дуэли, видоизменяет интригу события. Интрига не ослабевает: будет ли дуэль кровавой, как Печорин сумеет противостоять заговорщикам, выясни тся только в непосредственном описании события (даже друга-секунданта доктора Вернера дуэлянт в свой план не посвящает; да и сам корректирует этот план на ходу). Печорин последовательно испытывает Грушницкого: остались ли в нем человечески добрые чувства. Того хватило, за