ценность, а означают что-то совсем другое, но затем как-то так оказалось, что все вдруг начали восхищаться до сих пор незамечаемой картиной, а уже вскоре ее не считали иначе как шедевром. Естественно, возник вопрос: а не под воздействием ли авторитета «Куба с Дворцовой» все вдруг увидели до сих пор утаенную от глаз Красоту, и есть ли она в действительности? Но легенда уже родилась и ничто не могло переубедить «верующих». Тысячи непризнанных художников ломанулись к кубу-сканеру в надежде на объективное художественное признание…
Далее рассказчик превращается в Джанни Родари, а сие повествование, соответственно, превращается в сказку с тремя концами.
Конец первый (утопический)
Прошли годы и волшебное свойство «Куба с Дворцовой» уже ни у кого не вызывало сомнений – он несомненно показывал точную художественную ценность положенной на него вещи. Это волшебное свойство полностью изменило художественную жизнь на планете Земля. Всякий художник, будь то автор картины, книги, фильма или музыкальной мелодии, имел право на то, чтобы один раз в год вынести свое творение на суд Куба-сканера. Так полностью исчезли как проблема признания, так и проблема сравнения. Никто более не мог принимать художественно-плохое за хорошее и художественно-хорошее за плохое; никто более не мог с пеной у рта доказывать, что его творение лучше или хуже другого. Как указывал Куб – так и было. Кое кому сложившаяся ситуация казалась скучной (скучно наверняка знать, что некое произведение искусства хорошо или плохо – и насколько именно хорошо или плохо), но определенно не самим художникам. Момент, когда готовое произведение выносилось на «суд» Куба стал даже еще более волнительным, чем ранее был момент выноса произведения на суд зрителя. Это был поистине страшный суд. Ведь если ранее зритель не принимал нечто сделанное художником, тот всегда мог утешиться тем, что зритель просто его не понял, но объективность Куба совершенно исключала такую возможность. Правда, разумеется, всё равно «непризнанные Кубом» художники говорили, что «Куб врет», но их работы подсказывали обратное. Некоторые художники попросту боялись выслушать вердикт и отказывались выносить свои творения на «страшный суд», но вскоре они были обязываемы сделать это по закону. Отныне ни одно произведение искусства, не прошедшее «проверку Кубом», не считалось произведением искусства. Многие называли такую ситуацию «тиранией Куба», но вот незадача – общий уровень творчества несомненно резко вырос, что отмечалось всеми мало-мальски не слепыми в художественном отношении людьми. Оно и неудивительно – хочешь-не хочешь, но художник отныне обязан был стремиться не просто к Высокому, но – к Высочайшему! Высшая из возможных поставленных планок (100.0 как недостижимый, но притягивающий идеал стремления) порождала и самые высокие из возможных художественные результаты.
И расцвело творчество,