Тауэрэл. Ритм сердца Ворона. Татьяна Кэй

порог и тут же услышала удивлённые возгласы мужчин, сидящих вокруг громоздкого стола посреди не очень-то просторного помещения.

      Стол был завален свитками и бумагами, а также толстенными книгами и неизвестными девушке приспособлениями. На стенах были развешаны карты и непонятные с одного короткого взгляда чертежи. Огромный глобус, по высоте доходящий до макушки Луны, возвышался у дальней стены, прямо позади кресла, на котором восседал Димитрий. Он не произнёс ни слова, подняв на неё глаза от бумаги, которую читал ранее. Его внимательный взгляд пробежал по её платью и лицу, после чего он только коротко кивнул и как ни в чём не бывало вернулся к чтению.

      – Димитрий, что она здесь делает? – воскликнул кто-то, явно изъявляя недовольство её присутствием своим возмущённым тоном.

      Видимо он был не единственным, кого интересовал данный вопрос, потому как похожие реплики посыпались со всех концов стола, постепенно перерастая в громкий гул. Димитрий медленно поднял руку, дождался когда Совет стихнет и только тогда заговорил.

      – Я изъявил желание, чтобы моя невеста присутствовала здесь.

      Его голос был настолько спокойным и уверенным, что каким-то образом вселил ту же уверенность в Луну. Она гордо расправила плечи и подняла до того потупленный взгляд на негодующих мужчин. Их было двенадцать не считая Димитрия. Одним из них был Данте. Он восседал по правую руку от брата и был единственным на чьём лице играла его обычная, самодовольная улыбка. Он едва заметно подмигнул Луне, и она еле удержалась от неуместного смешка. По левую же руку, сидел уже знакомый ей после банкета Маркус. Он сверлил её взглядом из-под бровей, которые были так сильно нахмурены, что казалось слились в одну линию. Остальных же мужчин, она едва узнавала. Часть из них она видела так же на банкете, но не более того. Некоторые были в уже преклонных годах, но несколько были весьма молоды. Особенно выделялся худощавый бледный юноша, на вид даже моложе Данте. Его чёрные как смоль волосы падали ему на глаза, и он частенько смахивал их в сторону ладонью. Казалось, он чувствовал себя в стенах зала Совета, почти так же неуверенно, как и девушка, и она могла посочувствовать ему в его неловкости.