начаться через десять минут.
***
На проходной уже стояли Ольга Чернова и лейтенант Гавриков. Рядом с ними высокий мужчина о чем-то спорил с охраной.
– Что это за полудурок? – спросил себе под нос Белкин, глядя на жесты и поведение мужчины.
– Да успокойся. Двадцать минут, и все, пойдешь домой. Вот твоя шаверма в лаваше, как ты просил, – приструнил мужчину мощный Гавриков.
– Аванс где? – в тон ему ответил долговязый.
– Ольга, что за проблемы, что за тип? – поинтересовался Белкин.
– Товарищ майор, у нас заседание по Смутному времени. Семен Семеныч из двойников, который Грозного играет, заболел, вот в милиции знакомые нашли, типаж соответствует. Заседание-то не перенести.
– Оль, да это ненормальный какой-то.
– Сойдет, ему надо-то текст по бумажке прочитать. Тем более мы опричнину разбираем, а там Грозный уже кукухой поехал, – капитан Чернова махнула рукой.
– Ну, если так, то и этот полудурок сойдет, – одобрительно закивал Белкин. – Гавриков, ты, если что, не церемонься.
– Так точно, – Гавриков вдохнул побольше воздуха и стал еще шире и атлетичнее.
Ленин, в отличие от Грозного уже привыкший к судебным заседаниям, весьма учтиво поприветствовал охрану, в сопровождении офицеров прошел в знакомый кабинет и занял свое место в зале.
– За суфлеров прокатите, если не справлюсь, – подмигнул Ильич офицерам.
Через пару минут появился царь, потом Керенский, Витте, Корнилов, Дыбенко, какие-то люди в строгих стародавних мундирах. Царь весело помахал Ленину рукой.
– Коля, последнее заседание, и будет тебе импичмент! – по-дружески сказал Ленину царь.
Владимир Иванович Калинин на этом празднике жизни оказался случайно. Он всю жизнь отработал на Кировском заводе, в литейно-механическом цехе, пока однажды местный гуманитарий из заводской библиотеки не обнаружил, что Владимир Иванович очень схож с Николаем Вторым. С тех пор началась императорская карьера Калинина, и его охотно приглашали в суд за умеренный гонорар (ибо для обывателя он был ничем не примечательным бородатым мужиком).
– Владимир Иванович, мы еще покартавим, – отозвался Ленин, истерично рассмеявшись. Видимо, Ильич готовился дать свой последний, действительно решительный, бой.
– Встать, суд идет! – прозвучал голос секретаря судебного заседания. Публика почтительно встала. Между рядами прошла молодая дама в мантии, однако даже сквозь мантию Панько с Белкиным что-то умудрились рассмотреть и одобрительно переглянулись, проводив мантию взглядами.
«Ну что, Ильич, погнали», – сказал Белкин про себя. В принципе, ему было все равно, осудят ли Ленина, оправдают, наклеят все грехи, – судьба Ульянова его мало интересовала. У Панько были двойственные чувства: если Ленина признают виновным, то тело наконец-то вынесут из мавзолея и ликвидируется публичная гробница фараона. Но будучи пролетарского происхождения, Панько всем своим естеством было на стороне вождя угнетенных масс.
– Исторический верховный суд начинает свое заседание в отношении