что мне приходилось видеть маму в гневе и в страхе, с огнем между пальцев и с улыбкой на лице, но я никогда не видела ее такой. До этой минуты она для всех была незнакомкой. Даже для меня.
Пауза. Бабушка что-то говорит. Мама отворачивается к стене. Мне видно, как она сжимает кулаки, впиваясь ногтями в кожу.
– Нет, – говорит она снова. – Я еще тогда сказала, что не вернусь, и обсуждать тут нечего.
Бабушка что-то коротко спрашивает, и мама мотает головой.
– Нет, – говорит она. – Ни за что. – Ее голос крепнет. Она готова стоять на своем. И если у нее получится, я никогда не увижу бабушку, никогда не пройду по мосту, который мы только что построили. Голос Веры становится громче, но я не могу разобрать слов. Если как следует прислушаться, если сильно-сильно захотеть, то можно предположить, что она произносит мое имя. «Приезжай, Марго, – говорит она. – Возвращайся домой».
Мама отнимает трубку от уха. Секунду мы с ней стоим неподвижно, затаив дыхание, но вот она вешает трубку с такой силой, что та слетает с крюка и повисает на проводе, покачиваясь взад-вперед.
– Эй, – говорю я как можно мягче, но мама резко поворачивается, хлестнув меня по щеке кончиками волос, и я торопливо отступаю под палящее солнце.
– Зачем ты это сделала? – выкрикивает она, вся красная от злости – только шрам выделяется белой полосой. За ее спиной поблескивает на солнце Библия. – Ты была у Фрэнка? Рылась в моих вещах? Я же запретила ходить туда без меня, Марго. Я же говорила.
– Что говорила? – Эту ссору определенно нужно будет записать. – Ты ничего не говорила.
– Нет, говорила.
– Так же, как говорила про нее? – Я киваю на телефон. – Как говорила про Фален?
Она вздрагивает. Разумеется, ей знакомо это название. Это место, от которого мы бежали всю мою жизнь.
– Ты не понимаешь, о чем говоришь. – Ее губы изгибаются в почти что зверином оскале, и, будь я умнее, я бы испугалась. – Даже не представляешь, Марго. Думаешь, поговорила с ней полминуты и теперь имеешь право поливать меня дерьмом?
– За то, что ты мне лгала? Да, имею. – Из груди рвется вопрос, который я хотела задать с того самого дня, когда написала в блокноте нашу фамилию. – Почему ты не рассказывала, что у меня есть бабушка?
– Я не собираюсь обсуждать это здесь. – Она приглаживает рубашку, заправляет волосы за ухо. – Я не буду ругаться с тобой посреди улицы.
Она пытается закрыться, но я ей этого не позволю. Вокруг ни души, горячий воздух дрожит над пустым тротуаром. Я слишком долго терпела. Вплоть до сегодняшнего дня, когда услышала, как бабушка называет меня по имени.
– Ты не хотела, чтобы я знала, что у меня есть семья? – У меня начинает дрожать голос. Ненавижу, когда такое происходит, когда я позволяю ей увидеть, что мне не все равно. – Не хотела, чтобы я знала, что где-то есть люди, которые меня любят?
– Эта женщина, – шипит мама, – тебя не любит.
У меня вырывается истеричный смешок.
– Да что ты знаешь о любви? – Нельзя, нельзя, нельзя так распыляться, у меня достаточно вполне конкретных