Анна заворочалась и потянулась, чтобы поправить подушки и откинуться на спинку кровати. – Но с нашего первого разговора прошло четыре месяца. Неужели я единственный человек, с которым вы разговаривали за это время?
– Вы единственный человек, с которым я разговаривал. Точка.
– Вы не разговариваете с человеческими существами? – выдала она, чувствуя, что это самое нелепое, что она могла ответить. Впрочем, взять телефон и набрать его номер в тот вечер тоже было достаточно нелепо, так что она хотя бы была последовательна.
Но тут до нее вдруг дошел смысл его слов: он почти четыре месяца не общался ни с одной другой живой душой. Это просто ненормально. Почему? Она так сосредоточилась на том, что ей было нужно от него, что даже на секунду не задумалась над тем, что только что ему рассказала – совершенно незнакомому человеку. А ведь он мог быть заключенным, сидеть где-нибудь в одиночной камере. Вполне подходящее объяснение скудным социальным контактам, не правда ли? Он мог быть опасен или страдать психическими расстройствами. Или вообще все вместе. А она просто так болтала с ним, рассказывая ему о себе все и вся.
Он издал звук, который мог быть похож на смех, если бы в нем не было столько тоски.
– Иногда я разговариваю с собакой. Приходится, иначе мои голосовые связки могут атрофироваться.
Атрофироваться. Хорошее слово, верно? Умное. У этого мужчины было образование, а значит, он, наверное, не был томящимся за решеткой психопатичным маньяком-убийцей с топором. И у него имелась собака. А это что-то да говорило о нем как о человеке, разве нет?
– Почему вы ни с кем не разговариваете?
– Мой выбор. Я живу в глуши. Редко кого можно встретить.
Анна нахмурилась. А может, он врет?
– И при этом у вас хорошо работает мобильная связь?
– Связь слабая, но у меня есть бустер, который усиливает сигнал. Когда у нас под Рождество случился шторм, и городской телефон отключился четвертый раз за месяц, я решил, что мне нужен еще один, на всякий случай.
– А с новым телефоном и новый номер, – вздохнула Анна. – Могу поспорить, вы и не предполагали, что с вами такое произойдет, когда его выбирали.
– Нет.
И снова в его голосе ни намека на раздражение или утомление. Поначалу она уже собиралась заключить, что он немного не в себе, забывая при этом про свои звонки, которые были как гром среди ясного неба. Но, когда она начала его узнавать, ей стало интересно, вдруг ему одиноко. Это бы многое объяснило.
Теперь ей известно о нем чуть больше. Вычеркнув «опасный» и «псих» из своего мысленного списка, она внесла в него пункты: «терпеливый», «спокойный» и… «добрый». Да, при всей его прямоте и бесцеремонности он проявил доброту, решив ее выслушать.
Она вдруг поняла, что не выяснила одну очень важную деталь.
– Как ваше имя?
– Броуди.
Имя хорошо сочеталось с шероховатостью его голоса. Она попыталась представить его: на ум пришла закравшаяся в волосы седина, может, даже борода. У нее было ощущение, что он старше нее, но по одному голосу судить