было на зависть удачным, хотя многие заявили бы, что начальство далеко от народа – вполне буквально. Да и огромные бревенчатые хоромы, украшенные абстрактными расписными фигурками, смотрелись на фоне традиционного архитектурного аскетизма неуместно и даже вычурно. В относительно скромном палисаднике скучал единственный охранник, облаченный в форменную, но изрядно потрепанную жилетку. Он восседал на лавочке, откинувшись на стену хозяйского дома, и лениво мусолил во рту какую-то травинку, погруженный то ли в мечты о грядущих выходных, то ли в полудрему.
– Добрейший вечер! – обратился я к нему. – Не спит ли уважаемый старейшина?
В ответ последовало невнятное мычание, вынудившее меня повториться. Перестав жевать, охранник заявил:
– Не спит, наверное. Можете сами проверить.
Изнутри жилище оказалось неуютным: от неприлично просторных комнат веяло пустотой и унынием, а тускло мерцающие свечи будто бы жадно набрасывались на каждый порыв захудалого сквознячка, поскольку другого источника свежести тут не было. Меня сопроводили в зал, имевший почти кубическую форму, и предложили подождать, указав на причудливое кресло, обитое непонятным ярко-красным материалом.
Новоиспеченный старейшина почтил меня присутствием довольно скоро. В чопорном домашнем халате он выглядел поистине респектабельно, несмотря на незрелый возраст и чрезмерно раскованную походку, неподобающую уважаемому гражданину.
– А я знаю Вас, – начал он, только переступив порог. – Вы Ярослав. Мы встречались пару лет назад на приеме у префекта. Мне тогда еще было крайне любопытно, что завлекло монаха в такое светское место.
– Просветление и свет неразделимы, уважаемый, – нарочито слащаво проговорил я и почтительно склонил голову. – К сожалению, миряне часто об этом забывают.
– Вы здесь не ради высокопарных афоризмов, не так ли? Время уже позднее, не будем растрачивать его понапрасну.
– Прошу прощения, старейшина, явиться в такой час – непозволительно нагло с моей стороны. Но, боюсь, дело не терпит отлагательства.
– Что ж, я внимаю.
Глава деревни выжидающе застыл, уперев лапы в бока. Оторвавшись от жесткого сидения кресла, я выпрямился в полный рост, и наши взгляды пересеклись на одном уровне. О да, старейшина боялся; его потуги укрыться за пренебрежительной грубостью ничего не меняли: сосредоточенная морда бесхитростно выдавала всю изнанку. Очевидно, любопытство на предмет обыкновенного монаха, зачем-то приглашенного на прием, уже удовлетворили, – это в полной мере объяснило бы трепет.
– Вы в курсе, чем я занимался раньше, – мои слова должны были излучать угрозу, и в подтверждение того, что задумка реализована успешно, скулы парня безвольно дрогнули. – Раз так, то утруждаться ненужными переговорами – совершенно безыдейно, правда? Захара нельзя трогать. Остальных – тоже, но это не моя забота. Полагаю, мысли изложены ясно и дальнейшего развития