мере среди кафров, репутация отличного стрелка. В действительности он был плохим стрелком, но всякий раз при его очередном промахе мы не придавали этому никакого значения, вспоминая его знаменитый выстрел.
Having set some of the “boys” to cut off the best of the giraffe's meat, we went to work to build a “scherm” near one of the pools and about a hundred yards to its right. This is done by cutting a quantity of thorn bushes and piling them in the shape of a circular hedge. Then the space enclosed is smoothed, and dry tambouki grass, if obtainable, is made into a bed in the centre, and a fire or fires lighted.
circular ['sɜ:kjʊlǝ]
Приказав нескольким из наших слуг вырезать лучшие куски мяса жирафы, мы принялись строить ограду, или шерму, на расстоянии около ста ярдов вправо от одного из водоемов. Делается это так. Срезают большое количество ветвей колючего кустарника и укладывают их в форме круглой изгороди. Пространство, находящееся внутри изгороди, выравнивают, и в центре сооружают постель из сухой травы тамбуки, если она, конечно, поблизости имеется, и зажигают один или несколько костров.
By the time the “scherm” was finished the moon peeped up, and our dinners of giraffe steaks and roasted marrow-bones were ready. How we enjoyed those marrow-bones, though it was rather a job to crack them! I know of no greater luxury than giraffe marrow, unless it is elephant's heart, and we had that on the morrow. We ate our simple meal by the light of the moon, pausing at times to thank Good for his wonderful shot; then we began to smoke and yarn, and a curious picture we must have made squatting there round the fire. I, with my short grizzled hair sticking up straight, and Sir Henry with his yellow locks, which were getting rather long, were rather a contrast, especially as I am thin, and short, and dark, weighing only nine stone and a half, and Sir Henry is tall, and broad, and fair, and weighs fifteen.
steaks [steɪks]
squatting ['skwɒtɪŋ] (squat)
К тому времени, как шерма была окончена, уже всходила луна, и наш обед, состоявший из бифштексов мяса жирафы и жареных мозговых костей, был готов. С каким наслаждением мы угощались этими мозговыми костями, хоть их и трудновато было расколоть!
Я не знаю лучшего лакомства, чем мозг жирафы – конечно, кроме слонового сердца, которым мы полакомились на следующий день.
При свете полной луны мы сидели за своей скромной трапезой, по временам прерывая ее, чтобы вновь поблагодарить Гуда за его замечательный выстрел. Затем мы закурили трубки и начали рассказывать разные истории. Вероятно, мы, сидя на корточках вокруг костра, представляли собой очень любопытное зрелище.
Особенно резко бросался в глаза контраст между мною и сэром Генри. Я худ, небольшого роста, кожа у меня темная, седые волосы торчат, как щетка, и вешу я всего шестьдесят килограммов, а сэр Генри высокого роста, широкоплечий, белокурый и весит около девяноста пяти.
But perhaps the most curious-looking of the three, taking all the circumstances of the case into consideration, was Captain John Good, R.N. There he sat upon a leather bag, looking just as though he had come in from a comfortable day's shooting in a civilised country, absolutely clean, tidy, and well dressed. He wore a shooting suit of brown tweed, with a hat to match, and neat gaiters. As usual, he was beautifully shaved, his eye-glass and his false teeth appeared to be in perfect order, and altogether he looked the neatest man I ever had to do with in the wilderness. He even sported a collar, of which he had a supply, made of white gutta-percha.
gutta-percha [,gʌtǝ'pɜ:ʧǝ]
Но, принимая во внимание все обстоятельства, вероятно, удивительнее всех троих выглядел капитан Джон Гуд, отставной офицер Королевского флота. Он сидел на кожаном мешке, и казалось, будто он только что вернулся после приятно проведенного дня на охоте в цивилизованной стране, – совершенно чистый, аккуратный и хорошо одетый. На нем был охотничий костюм из коричневого твида[45], шляпа такого же цвета и элегантные гетры. Вообще говоря, мне никогда не приходилось видеть в дикой африканской пустыне такого великолепно выбритого, безукоризненно изящного и опрятного джентльмена. Его фальшивые зубы были в полном порядке, а в правом глазу, как обычно, красовался монокль. Он даже не забыл надеть воротничок из белой гуттаперчи, которых у него был изрядный запас.
“You see, they weigh so little,” he said to me innocently, when I expressed my astonishment at the fact; “and I always like to turn out like a gentleman.” Ah!