на табурет рядом с ее троном и поверх моей головы провозгласила: «Мы должны сделать прекрасную дочь Франции еще прекраснее. Я наняла лучших портных, искуснейших ювелиров и самых умелых преподавателей танцев!»
Я слышала голос королевы лишь однажды, однако Екатерина изображала ее настолько точно, что судьбоносный день в розарии вновь встал перед моими глазами.
– Я осведомилась о здоровье короля, – продолжила Екатерина, – но она лишь небрежно сказала, что оно не хуже обычного. Затем я спросила о Луи, и она с некоторым раздражением ответила, что дофин сейчас не при дворе и вернется к рыцарскому турниру, который собираются провести для развлечения английского посольства. Мне приказано явиться в самом соблазнительном виде. Королева сама подберет мне наряд. – Екатерина вздохнула и дрогнувшим голосом спросила: – Что она замышляет, Метта?
– Брак, ваше высочество, что же еще? – Я вынула последнюю шпильку и осторожно отложила в сторону вуаль.
– Да, но с кем? – Екатерина встряхнула густыми, по-младенчески светлыми кудрями.
Я не видела причин медлить с ответом:
– С Генрихом, королем Англии.
Ее брови тревожно сошлись на переносице.
– Не может быть! Он же старый! Вдобавок у него есть жена.
В мягком свете восковых свечей, с распущенными светлыми волосами и кроткими, как у голубки, глазами Екатерина выглядела так прелестно, что сердце мое сжалось. Король ли, герцог ли станет ее супругом, ему, несомненно, очень повезет.
Я начала расшнуровывать ее платье.
– Вы долго пробыли в монастыре, ваше высочество. Старый король Англии умер больше года назад. Новый король Генрих, его сын, молод, галантен и красив – и нуждается в жене.
– Молод, галантен и красив, – эхом откликнулась Екатерина, сбрасывая с плеч пышное придворное одеяние. Я с трудом подняла его с пола и подумала, что тому, кому приходится носить эдакую тяжесть, не позавидуешь. – Молод, говоришь? – печально спросила она, развязывая шнурки камизы.[5] – По-моему, ему лет двадцать шесть. Вдвое старше меня! Разве это молодость?
Тонкая ткань камизы с шелестом сползла на пол. Роскошный бархатный халат лежал наготове, и я помогла Екатерине облачиться, восхищаясь тонкими и гибкими руками, которые я помнила пухленькими и в ямочках. Запахнувшись в халат, она задумчиво погладила шелковистую ткань.
– Ах, какая прелесть! Он такой мягкий и теплый… Монахини сказали бы, что это смущает мою душу, – заметила она.
– А без него вы наверняка смутите душу короля Генриха! – с улыбкой добавила я.
На щеках Екатерины вспыхнул нежный девичий румянец. Какой бы зрелой она сейчас ни выглядела, на самом деле она была сущим ребенком, не ведающим ни о власти своей красоты, ни о силе мужского желания. Мадемуазель Бонна права, Екатерине нужна мудрая и опытная наставница, только вряд ли на эту роль годилась завистливая и чрезмерно самоуверенная дочь д’Арманьяка.
8
Королева, внезапно решившая баловать «самую