бросить их в небольшую каменную ступу. Другая ступа, размером с хорошую бочку, выдолбленную из дуба, что стояла в углу, видимо как полагается, предназначаясь для полета. Что-то невнятно приговаривая, то и дело, сплевывая в ступку, ведьма стала ловко разминать листья в порошок…
Я так и остался стоять у печи, уже не икая от страха и удивления, но все равно опасаясь лишний раз пошевелится. Против своей воли, видимо от стресса, память выдавала на-гора, все, что мне было известно о славянских ведьмах вообще, и Бабе-Яге в частности. У меня в соседях ходил один увлекающийся любитель старины. Его основным увлечением был фольклор, история и бытописание славянских племен, легенды и мифы наших предков. От него я узнал, что ступа у древних славян имела большое магическое значение. Она отвечала и за жизнь, и за смерть. Так, во время свадебного обряда толкли воду в ступе. Пестик в этом обряде олицетворял мужское начало, ступа – женское. Что вода основа любой жизни знали уже тогда. С тринадцатого века покойников хоронили уже не только в «избах смерти» – небольших срубах, без окон и дверей, стоящих далеко в лесу, но и в долбленных дубовых колодах-ступах. Отсюда и пошло выражение «дать дуба». Только благодаря Петру Первому на смену дубовой колоде пришли сколоченные из досок гробы. Кстати, пресловутые «избы-смерти», как мне помнилось, стояли на окуренных священным дымом столбах или срубленных под пенек стволах деревьев. Пеньки с торчащими из земли корнями затем перекочевали в сказки под видом куриных ног, на которых стоит изба обитель живого мертвеца и ведьмы в одном лице. Тогда почему Яга Змиевна выбрала дольмен, а не избушку? Деревьев вокруг много. Может потому, что в Европе, как и на Кавказе, дольмены и исполняли ту же роль, что и «избы смерти» древних славян. Не зря же абхазы называли дольмен ахатгун – погребальный дом, адыги – спыун или испун – дома для жизни в загробном мире, мегрелы – вместилищем костей.
Пока я вспоминал древние, давно позабытые легенды и обряды, Яга истолкла листья в мелкий, коричневого цвета порошок. Набрала в котелок воды, высыпала в него порошок из листьев, добавила змеиного яда, для чего бесцеремонно схватила с лежанки за шею змею. Зелье настаивалось в печи, и пока вода не закипела, яга крутилась и вертелась около, все время что-то бормоча, приговаривая скороговоркой. Во время священнодействия Яга меня полностью игнорировала. Я попытался спросить старуху про полеты в ступе, но ведьма лишь шипела и плевалась в мою сторону. Когда из котелка повалил густой пар, и резко запахло, Яга удовлетворенно выдохнула:
– Ну, вот, милок! Все готово!
Передо мной в воздухе повис высокий бокал, вырезанный из кости. Я схватил его, испугавшись, что земное тяготение возьмет свое, и сосуд вот-вот упадет и разобьется о камень пола вдребезги. Подслеповато шаря в воздухе, Яга поймала мою руку со стаканом. Рука ведьмы оказалось холодной, как лед. В бокал Яга Змиевна бережно, почти благоговейно налила отвар.
– Пей, не бойся! –