тиной рот и не давала дышать.
В день твоих похорон шёл дождь. Реки грязной воды текли по тротуарам и шумели в сточных трубах, она неприятно хлюпала в туфлях и заливалась в салон автомобилей. На похоронах небольшое скопление людей, состоящих из общих знакомых. Единственный человек, которого я не знаю, стоит в стороне, скрытый за зонтом. Все, что я могу разглядеть, это рукава чёрного пиджака, такого же цвета рубашку и сильные красивые руки, которые приковывают внимание. Вздутые от напряжение вены и то, как он поглаживает указательным пальцем рукоять зонта, словно нервничая.
Тебя хоронили в закрытом гробу. Я не видела тебя после смерти. Я не являлась ни твоей женой, ни родственницей, поэтому все двери для меня вмиг запахнулись. Говорили, что тебя слишком изуродовали в морге: «Бедняжка Маттео. Говорят, что попал к настоящему мяснику. Это же нужно сотворить такое. И нет возможности взглянуть на него в последний раз». Я жмурилась, а острый ком в горле увеличивался. «А все потому, что с родителями оборваны связи. Говорят, что они на дух друг друга не переносят. Ведь без денег даже похоронить невозможно по-человечески». Люди любили трепать языком, но они не были правы: ни в том, что касалось денег, потому что я предлагала каждой организации удовлетворительную сумму, но они лишь качали головой, отказываясь, ни в том, что ты ушёл из дома с разросшимся до гигантских размеров конфликтом. Все было куда проще: никто не знал, где семья Маттео, который ревностно прятал ее даже от меня, оберегая свою конфиденциальность.
У меня не было слез: ни тогда, когда я узнала о том, что тебя больше нет, ни во время похорон. Глаза – высушенная пустыня. Мое горе настолько перешло грань своей силы, что не позволяло даже плакать. Быть может, излей я свою душу кому-то или проплачь несколько дней подряд, мне стало бы легче, но на тот момент это было чем-то невозможным для меня. Все, что я смогла – начать писать. Вести дневник, который якобы должен был помочь мне справиться с силой утраты.
Прошло уже почти полгода, но мои исповедания бумаге практически ничего не дали, кроме того, что сила утраты больше не выдирала куски, засыпая раны солью, они просто по-прежнему продолжали кровоточить. Особенно в те моменты, когда я говорила с тобой, как сейчас.
2
Сегодня я разбираю вещи Маттео: они грудой картонных коробок свалены в углу, ими забиты шкафы и кладовая. Его присутствие витает повсюду и душит меня тоской. В квартире холодно, на кухне протекает кран, эхом разнося раздражающие звуки, когда капли воды соприкасаются с керамической поверхностью раковины. Будь он сейчас здесь, то решил бы эту проблему, как и всегда, но я хочу оставить все, как есть. Слишком сложно смириться с той мыслью, что, как прежде, уже не будет.
Окна нашей однокомнатной квартиры, расположенной на набережной канала Грибоедова, выходили на Неву. Приезжие считали ее святым родником, но жители Северной Венеции знали, что она бывает слишком грязной и мутной. Но он любил ее, стань она даже