и, наткнувшись на ее укоряющий взор, цветы все же забрал.
Несколькими часами ранее
Пришла ночь, время вдохновения, но беспокойные мысли, не давая творить, снова возвращали Ланса к ней, Мари. Былые отношения, что оставили в его жизни след, словно стремительно таяли, стираемые ластиком памяти, как залежавшийся зимний снег под ярким весенним солнцем по имени Мари. Давно забытое детское ощущение восторга и трогательности овладело им с тех пор, как они поженились. Притяжение овладело им: пронзающий взгляд зеленых глаз, обрамленных длинными ресницами, завораживал, а добрая очаровательная улыбка, располагая к общению, не могла не поведать о красоте души, что озаряла ее изнутри. Жизнь кипела и бурлила в ней полнотой эмоций и артистизма, лишь на некоторое время делая паузу. Мари позволяла себе немного покапризничать в эти дни затишья, словно отдыхая, оставаясь при этом чувственной и ранимой. Обладая удивительной способностью привлекать внимание без малейшего эгоизма, свойственного людям театра и кино, она словно вела собеседника за собой, увлекая в игру или цепь рассуждений, насыщая дискуссию той или иной эмоцией по своему выбору. «Встреча с тобой – лучшее, что случилось со мной», – сказал он. Эта счастливая эйфория порой пугала его, напоминая хрустальный шар, который нужно уберечь от смутно надвигающейся тени. За окном громыхнуло, и в стекла забарабанил дождь. Ланс любил дождь и вернулся к своей рукописи, перенося задуманное на экран ноутбука.
Глава 2. Мрачные тона
«Во имя сатаны – правителя земли, царя мира сего, я призываю силы тьмы поделиться своей адской мощью со мной. Откройте широкие Врата ада и выйдите из пропасти, дабы приветствовать меня, как вашего брата и друга. Я благоволю справедливости и проклинаю гниль. Всеми богами бездны я заклинаю все, что я испрашиваю, произойти. Выйдите же из пропасти, отзовитесь на ваши имена, сделав явью мои желания!» Человек неподвижно сидел на каменном полу подвального помещения, где-то глубоко под смрадной поверхностью города Нью-Йорка. Однако черная мантия и капюшон на голове все равно скрывали его лицо и обнаженное тело. Шепот заклятья, слетавший с его губ, причислял его к тем, кто останется в стороне от ведущих к своему неизбежному концу смертных. Ровным огнем горели свечи, освещая красную от крови перевернутую пентаграмму и кучу жертвенного крысиного мяса. Закончив ритуал, он с удивительной, нечеловеческой грацией распрямил плечи, отчего мантия его расширилась, обозначив фигуру прислужника тьмы, похожей на поднимающейся капюшон кобры. Человек провел ладонью по свечам, гася их, и вышел из помещения. Его желание воплотить ад на Земле постепенно оживало, готовясь материализоваться в реальном мире. Каждодневно созерцая эту толпу жвачных животных, бредущих по тротуарам, он первое время ненавидел их, затем это чувство злобы в его душе стало угасать, оставляя после себя брезгливую пустыню золы. Теперь же он смотрел на них и видел лишь средство достижения цели. К своим же братьям по вере он всегда относился с презрением, считая их лицемерными предателями, думающими только