стояли перед штабс-капитаном. Среди прочих был и поручик Никольский, преданно хранивший тайну, сокрытого под брезентом и остатками соломы, саквояжа. Пожалуй, он был единственным, к кому Киселев по-прежнему питал доверие и симпатию. Как выяснилось, никто ничего не заподозрил; все спали крепким сном, единственным еще имевшимся средством, способным восстановить и укрепить силы оставшихся в строю бойцов.
– Господин штабс-капитан, позвольте выразить свои соображения, – обратился с докладом поручик Никольский.
– Говорите, поручик, я вас слушаю…
– Поздней ночью, еще до того, как заснуть, мне по личным надобностям необходимо было отлучиться. Так вот, как только я отошел, мне показалось, что возле повозки какое-то время крутился один человек. Разглядеть я его не мог, он быстро исчез и мне подумалось, что такого рода хождение по лагерю, схоже с обычной суетой и ничего более. А вот сейчас, когда основная часть конвоя, откололась; надо бы перепроверить, все ли на своих местах, нам как-никак еще долгая дорога предстоит.
Саквояж, наличие которого Киселев уже не скрывал, оказался, к счастью, на месте, а вот довольно увесистый мешок с золотыми червонцами и личным дневником, который штабс-капитан всегда вкладывал вовнутрь, и дорожил им, пропали. Догадываясь, что исчезновение царских монет, дело рук поручика Бельского, потому как возвращая невостребованное золото еще в Сургуте, он один знал о месте хранения червонцев, то, стало быть, и дневник, с точной картой тайника, теперь его добыча. Пусть воспользоваться полученными знаниями ему будет не просто, успокаивал себя штабс-капитан, но даже сам факт владения подробной картой, делал его человеком исключительным и опасным.
Без царских червонцев, приобретение у местных жителей продовольствия, становилось делом совсем не простым и представить дальнейшую судьбу малочисленного обоза было невозможно. Кроме того, в случае столкновения с любой группой военных или Красных бандитов, они становились жертвой, без каких-либо шансов на помилование и никчемной возможности отбиться; патронов у каждого на два выстрела, и не более. Естественную озабоченность вызывал саквояж с его несомненно бесценным содержимым. Возникла срочная необходимость отыскать надежное место и упрятать оставшиеся ценности. В условиях риска, когда впереди еще более двухсот верст утомительного пути по тылам противника, иметь при себе важный груз, являлось верхом беспечности. Понимая это, Киселев принял решение закопать саквояж в ближайшем лесном массиве на берегу реки. Невдалеке такой массив просматривался отчетливо, поэтому сразу же двинулись к нему. Однако вскоре произошло событие, которое вынудило надолго забыть штабс-капитана Киселева о срочных планах, заменив их более насущными.
Из заснеженной дали, в их сторону мчался всадник. Все выглядело так, словно события повторялись во времени, разыгрывая все тот же, вчерашний сценарий с одной лишь разницей; преследователей за наездником