полюбуйся, – бабушка достала из кармана сложенный листок и протянула косматому.
Отец Володьки как-то долго всматривался в записку, читал по слогам. Радио из дома затихло. Сквозь беленые стены я видела, как дедушка подкрался к окну: прислушивался. Бабушка так и стояла подбоченившись. Володька с ужасом смотрел на отца. И это не просто фигура речи. Его лицо вытянулось, как посмертная маска. Я видела такие по телевизору. Он даже не казался таким уж чумазым. Все его тело как-то уменьшилось, он зажмурился. Глухой треск.
Володька закрыл лицо руками, сквозь сжатые пальцы на рыжую пыль закапала кровь. Косматый отец уже повесил ружье за спину и зашагал дальше по улице, приветствуя дачников. Бабушка развернулась и вразвалку направилась к оставленным грядкам. Володька какое-то время стоял, вытирая окровавленные руки о футболку, а потом засеменил за отцом. Дед вернулся на кровать.
«Вы знаете, я сочувствую всей душой, – снова доносится из приемника. – Но надо иначе, иначе это сказать. – Вынимает платок, а вместе с ним падает на пол телеграмма…»
Я наконец выбираюсь из укрытия и подхожу к калитке, где еще минуту назад косматый нависал над Володькой. Рыжая пыль прибита уже высохшими каплями крови. Рядом, не шелохнувшись, валяется раскрытая записка. На ней корявыми буквами выведено: «Я люблю тебя».
Под грушевым деревом
Андрей шагал по грунтовой дороге к дому, где провел детство. Пыль под ногами поднималась рыжим облаком. Бабушку похоронили две недели назад, и комья сухой земли теснили деревянный крест. «Не одну лопату сломали могильщики», – подумал Андрей. На кресте одиноко висел рождественский венок, прошитый кислотно-оранжевыми лилиями. Андрей не смог прилететь на похороны, Лене стало хуже.
Дорога от кладбища была покрыта глубокими трещинами и покинутыми в поисках тени муравейниками. Андрей старался не наступать на них – вдруг муравьи решат вернуться. Он вспомнил, как его друг Колька топтал горки и смеялся над тем, как Андрей старательно возводил их вновь и молился, чтобы муравьи не погибли, шепча про себя «Всецарицу», как учила бабушка.
Горячий воздух дрожал и застревал в горле. Андрей сглатывал слюну. Со вчерашнего вечера он ничего не ел. Лену увезли в больницу, и через два дня ей предстояла операция. Солнце жгло голову Андрея, перед глазами плясали черные пятна.
У обочины он заметил шевеление. Тонкое розовое тельце извивалось в пыли. Оно явно оказалось здесь не по собственной воле.
Андрей склонился над червем. Наверно, кто-то выронил по пути на рыбалку. Андрей вспомнил, как однажды чуть не съел червяка на спор.
– Если не съешь, твоя мама умрет, – сказал Колька, держа в вытянутой руке жирного дождевого.
Маленький Андрей, зажмурившись, пережевывал склизкое мясо, борясь с позывом выплюнуть его, а заодно и бабушкин борщ. Червяк боролся за свою маленькую жизнь и всеми силами пытался остаться в горле Андрея. Андрей начал задыхаться, выплюнул червя и со слезами убежал домой. А мама