подхватил пение тропаря. Один из мужиков бережно вынул из-за пазухи белого голубя и подбросил его вверх.
Голубь закружился над речкой. Народ, задрав головы, с восторгом наблюдал за полетом птицы.
Степан зачерпнул из проруби крещенскую воду небольшой медной водосвятной чашей. Взял кропило[29] отец Петр, щедро окропил народ крещенской водой, и крестный ход направился в село. Бабы, весело поругиваясь и толкая друг друга, начали черпать ведрами и бидонами воду из проруби. Невдалеке, ниже по течению, еще одна прорубь, для купания. Около этой проруби толпился и стар и мал. Смех, шутки, радостные крики. Люди по очереди окунались в прорубь. Перед тем как окунуться – крестились. Выходя из воды, накидывали полушубки и выпивали по чарке. Степан тоже был среди купающихся.
В просторной горнице в доме отца Петра его жена, матушка Авдотья, вместе с солдатской вдовой Нюркой Востроглазовой делали последние приготовления к праздничной трапезе. Нюрка хлопотала у печи, вытаскивая оттуда пироги, ставила их на стол. Матушка Авдотья накрывала стол разносолами, когда в сенях послышался шум и схлопывание полушубков от снега. Дверь в избу распахнулась, и появился отец Петр с мужиками: Никифором, Кондратом и Савватием, все запорошенные снегом. Отец Петр скинул на лавку полушубок и тут же, запев тропарь Крещению, пошел кропить всю избу крещенской водой. Затем благословил трапезу, и все, рассевшись возле стола, принялись за еду. В это время пришел Степан, перекрестился на образа и присел на скамью у края стола.
– Никак вижу, Степка, ты тоже в прорубь окунался? А ведь хвораешь, и туда же, в холодную воду лезешь, – сердито покосился на него отец Петр.
– Так потому и лезу, батюшка, что хвораю, – улыбнулся Степан, – в Иордане-то святом и надеюсь вылечиться.
– Блажен ты, коли так веруешь, – уже примирительно сказал отец Петр.
Вначале все молча вкушали пищу, но после двухтрех здравиц[30] завели оживленную беседу. Никифор мрачно молвил:
– Слышал я, у красных их главный, Лениным вроде кличут, объявил продразверстку, так она у них называется.
– Что это такое? – заинтересовались мужики.
– «Прод» – означает продукты, ну, знамо дело, что самый главный продукт – это хлеб, вот они его и будут «разверстывать», в городах-то жрать нечего.
– Что значит «разверстывать»? – взволновались мужики, нутром чувствуя в этом слове уже что-то угрожающее.
– Означает это, что весь хлебушек у мужиков отнимать будут.
– А если я, к примеру, не захочу отдавать? – горячился Савватий. – У самого семеро по лавкам – чем кормить буду? Семенным хлебом, что ли? А чем тогда весной сеять?
– Да тебя и не спросят, хочешь или не хочешь, семенной заберут, все подчистую, – тяжко вздохнул Никифор. – Против рожна не попрешь, они с оружием.
– Спрятать хлеб, – понизив голос, предложил Кондрат.
– Потому и «разверстка», что развернут твои половицы, залезут в погреба, вскопают амбары, а найдут припрятанное – и расстреляют, у них за этим дело не станет.
– Сегодня-то