однажды (что же, коль зовут!)
В битком набитый этот кафетерий,
Тогдашних реформаторов приют.
Там были неудачники-поэты,
Экономисты с некоторых пор.
Глотая кисели и винегреты,
О Кейнсе заводили разговор.
Недавно их в правительство призвали.
На алчущие лица их подруг
Я, пожилой, поглядывал в печали,
Не излечив высокий свой недуг.
Прошли реформы кой-какого сорта,
А в памяти тот вечер отражён
И эта жажда власти и комфорта
На юных лицах воспаленных жён.
В родном Содоме
В родном Содоме славно жить и выжить,
Потом его крушенье пережить,
Ну, а в конце такое отчекрыжить,
Что изумится эта волчья сыть.
Вся лагерная пыль зашевелится!
Мне чудится, сейчас за рядом ряд
Барачные измученные лица
По очереди на него глядят.
Как жизнь моя увиденным богата!
При мне дающим интервью врагу
Того, кто гнул и доносил когда-то,
Я жалобщиком видел – не солгу!
Кто шёл по трупам и хватал нахрапом
И в шахматы сражался допоздна
С глядевшим тускло сквозь пенсне сатрапом,
На всякий случай, жертвуя слона.
«Баррикада с каторгой и ссылкой…»
Ю.В. Д.
Баррикада с каторгой и ссылкой,
И войны гражданской жернова,
Злая жертва молодости пылкой…
Как же эта повесть не нова!
Позже в оппозициях вы были,
Смертный путь безропотно прошли,
Сгинули в круговороте пыли,
В лагерной рассеялись пыли.
Это вы меня склоняли к риску,
Заставляли беглецу помочь,
Обязали передать записку,
Из вагона кинутую в ночь.
Лукреций
Лукреций был породы строгой, вятской,
Славянской, угро-финской; вырос он
На почве столь болотистой и вязкой,
И в городке лесном со всех сторон.
И дебрей шум, и холод ледостава
В его письме явили торжество,
И здесь основа северного нрава,
Учёная замедленность его.
Как вдруг степенность оборвалась разом,
Пытливость тесной кончилась тюрьмой.
Была страшна утрата веры в разум,
Как безысходность лагерной зимой.
Но даже в пору, полную унынья,
Слова его, могучи и чисты,
Несли Сиянья Северного клинья
Цветной огонь и трепет высоты.
Юго-Запад
Где он, этот Юго-Запад на границе с мамалыгой,
Край куркульски-хлебородный меж лиманом и Днепром?
На повозке балагулы целый день по степи двигай,
Встретит розами Одесса и кефали серебром!
Прогуляешься, привыкнешь к детским скрипкам и фаготам,
К непристойным анекдотам… Вот естественный цветник
И поэзии, и прозы, ненавистных патриотам.
На торгующем Привозе он из музыки возник.
Всё же долговечны в слове всколыхнувшиеся