побери!
– Господи, – вымолвила она и подняла глаза: её зрачки потемнели, и он почувствовал, что его губы пересохли. – Господи, меня же уволят, если я не сделаю эту работу!
– Ещё успеете, – ответил он. – Ну, идёмте же гулять – на Амур, в парк, или вы хотите поиграть в биллиард? Вы любите биллиард?
Он ещё о чём-то спрашивал её, и она что-то отвечала, но он не слышал слов – он слушал музыку её речи, и по тому, как она говорила, торопливо шла, часто постукивая каблучками по асфальту, и тщательно сохраняла дистанцию, чтобы, не дай бог, не коснуться его руки, Сергей вдруг понял, что понравился ей, по крайней мере – не противен, и она просто ещё не решила, достаточно ли он хорош для неё.
– Всё, – вдруг сказала Алина. – Мы пришли. Я живу в этом доме.
Дом был из тех, которые почему-то называют элитными: высокий, из роскошного красного кирпича, с башенками на крыше, телескопическими антеннами, треугольными балконами, тонированными стеклами, цветными витражами, огромными кондиционерами – сказка, а не дом! Он стоял почти на центральной части улицы, чуть пропустив вперед старинный особнячок, в котором сейчас располагалась художественная мастерская. И дом, и особнячок удивительным образом слились в единое целое: с одной стороны, должны были бы взаимно исключать друг друга – дореволюционная архитектура обычно плохо сочетается с модерном, но, с другой стороны, красный кирпич, использованный при строительстве обоих зданий, как-то скрывал, микшировал эти несоответствия; правда, современный кирпич, как его ни имитировали под старинный, всё же блистал свежестью и был каким-то слишком чистеньким.
В этом доме жил один бывший одноклассник Сергея – Антон Лапенков, сын известного в городе предпринимателя, который разбогател на куриных окорочках. Когда частное предпринимательство еще только начинало в Ха развиваться, он скумекал, что в любых условиях народ хочет есть, и даже если у него нет денег, он всё равно извернётся, но купит жратву. Дешевые американские куриные окорочка привозили в город аж из Москвы, хотя совсем рядом был открытый порт Владивосток, и гораздо удобнее было везти этот товар напрямую на Дальний Восток. В общем, отец Антона продал квартиру, вся семейка переселилась к бабке куда-то на окраины, папашка взял в банке кредит – на свой страх и риск: курс доллара тогда плясал как святой Витт, возникали и рушились многочисленные финансовые «пирамиды», и никто ни во что не верил. Но, видно, он был счастливчиком: окорочка неплохо пошли на рынке, вытеснив московских конкурентов, появилась прибыль, и кредит вскоре был погашен, а там и достаток в семье. Антона определили в частную школу, где учился Сергей. Тут протирали штаны за партами отпрыски самых известных и уважаемых в городе людей. Ну, с отцом Сергея всё было понятно – он долго работал в бывшем крайкоме компартии, оброс связями и, конечно, друзья не оставили его в беде, когда партия сгорела синим пламенем: устроили его директором небольшого заводика, где из вторсырья производили туалетную бумагу. Она тоже всегда нужна. Так что семья Сергея особо