возвращаясь в привычный мир, и сонно улыбался, пожимая плечами:
– Извините, Маргаритфанссена, больше не буду…
Воспитательница навряд ли догадывалась, что мальчик, глядя на неё преданными глазками, думал про себя: «Подождите, Маргаритфанссена, вот я вырасту большим, и сильным, и умным, и придумаю робота, который вместо воспитательниц будет играть с детьми, и ни за что, никогда в жизни не закричит на них, и не поднимет на смех, а уж если начнёт читать сказку, то это будет сказка, да-да-да!»
Эти первые проблески самосознания утешали его. Они уводили его от того, что ему не нравилось и с чем не мог справиться сам. Фантазия отвлекала от реальности, поднимала его над ней, освобождала от обид, неприятностей, смутного настроения. Но когда Сергей вспоминал Катю, его воображение бунтовало: вокруг девушки – чёрная пустота, хоть бы звёздочка где мелькнула – ровная, абсолютная пустота цвета антрацита, и казалось: коснись её рукой – в дёготь попадёшь: если даже быстро отмоешься, то всё равно тело надолго сохранит впитавшийся в него острый, густой, удушливый дух.
– Ну, зачем я так думаю? – сказал он сам себе и перевернулся на спину. – Согласись: тебе с ней было хорошо. Правда, не находилось о чём поговорить – её мало интересовали музыка, кино, хорошие книги. Катька смотрела какие-то стрёмные сериалы, слушала всю эту попсу и обожала ходить в кинотеатр «Гигант» на мистику или эротику. Ну, не все же девушки должны читать Кокто или, как Алина, Уитмена. Ей и не надо было всё это знать.
Она знала то, чего не знают некоторые другие девушки: любовь без секса – не любовь, и то, и другое не ведает правил, а если они даже и существуют, то писаны для кого угодно, только не для Кати: она смеялась над картинками из роскошно изданной «Кама-сутры», которую отец подарил Сергею, и удивлялась, что разнообразие физических отношений сводится к чётко описанным позам, как будто у влюбленных нет собственной фантазии, и над элегиями Овидия издевалась, и слушать не хотела ни про какие книжки, описывающие технику секса, – она говорила: «У меня своего ума на это хватит, зая! Разве нет?» И сводила меня с ума именно этим – фантазиями, экспериментами, безоглядностью чувств. Ой ли, чувств? Навряд ли… Она просто забавлялась, потому что хотела одного: получить эти проклятые деньги…
Но если она хотела только денег, то почему в первый же раз, как они переспали, не побежала в милицию с заявлением об изнасиловании? Зачем продолжила отношения, и почему так радовалась, когда видела его? Неужели это можно сыграть: искренняя улыбка, жаркий поцелуй, трепет рук, внезапный румянец – нет, даже не румянец, а розовые пятна, которые проступали на её светлой коже как переводная картинка: тут пятно, там пятнышко, и еще одно…
– Не говори мне таких слов…
– Ну, почему? Это правда!
– Я знаю, что не красавица. Не ври мне, пожалуйста…
– Для меня ты самая-самая…
Катя посмотрела на него долгим, серьезным и немигающим взглядом. Он не отвёл глаз, и тоже, не мигая, глядел