Он мог часами рассматривать иллюстрированные журналы, мастерить всякие игрушки.
Воспоминания о Нижнем Новгороде были отрывочные. Он помнил, что его родители вместе с ним очень любили гулять по берегу Волги, заходить на пристани и любоваться пароходами, которых в то время было очень много. Все они отличались чрезвычайно громкими свистками, по которым можно было определить даже название парохода. По берегу стояло много пристаней, причём каждая из них отличалась от другой цветом своей окраски, в соответствующий цвет были окрашены и пароходы.
Когда ему исполнилось 6 лет, их семья из Нижнего переехала в Петербург. Его отдали учиться в частную начальную школу. После ее окончания он был принят в гимназию, где проявил большие способности к языкам, математике, физике, химии и гимнастике. В гимназии он научился фехтованию на рапирах и бою на саблях, выучился танцам, азам живописи и стихосложения. Наряду с увлечением спортом с 13 лет он так же страстно каждый месяц влюблялся в очередную девочку из соседней гимназии.
Все шло вполне благополучно, пока не заболел его отец. Врачи нашли у него сухотку спинного мозга. Ходил слух, что его отца кто-то опоил ртутными солями. Во всяком случае, он в сорокалетнем возрасте оказался инвалидом. Ему была назначена пожизненная пенсия. Гимназию Иван закончил с золотой медалью. У него была юношеская мечта получить философское образование, но жизнь распорядилась иначе: ему пришлось поступить в Петербургский императорский университет на юридическое отделение. Проучившись год, оставил его и поступил в технологический институт, но и здесь проучился не долго. Причина была финансовая. Денег в семье постоянно не хватало, поэтому ему приходилось зарабатывать репетиторством.
Еще во время учебы в университете Таранов стал писать стихи в модном символистском духе. Ему не нравилось всеобщее увлечение народническими темами, и он считал, что поэзия ― высокое искусство и должно воспевать прекрасное, а не плакаться насчет неурожая и недоимок.
Детские и юношеские наивные мечты и планы о счастье и благополучии припомнил без горечи ― и не посмеялся над ними. И боязнь прошлого предстала как далекое и чуждое страдание, ― томление ненужное и тщетное…
Таранов посмотрел на часы, прошло уже почти три часа пути. Коляска тем временем проезжала очередную деревеньку. Стайка мальчишек в замаранных рубашках бежала рядом. Они тянули руки, и кричали: «Барин, подай сиротинке!» Несколько мужиков, сидя на лавках перед воротами, лузгали семечки. Бабы с толстыми лицами и перевязанными грудями несли с колодца на коромыслах ведра полные воды.
– Это что за деревенька?
– Разгуляево. Здесь помещик Разгуляев-Похмелкин проживает.
Они проехали еще версты три. Но Тарановки все не было видно. Наконец, за очередным поворотом дороги на косогоре кучер радостно махнул рукой:
– Вон она, наша Тарановка!
Еще минут через десять на пригорке он увидел каменный, в два этажа, господский