ее передергивает. – Поскорее бы выбросить это из головы.
Согласен с мамой, но сомневаюсь, что случившееся быстро забудется.
Светлое, торжественное настроение растаяло, как золотые часы в руках фокусника.
Мы идем молча. Обсуждать происшедшее никому не хочется, а заговорить о чем-то другом нет ни сил, ни желания. Внезапно на меня накатывает волна отвращения. Осадок от стычки с криминальными типчиками, от ножа в руке и капель крови на шее бородача, от своего воинственного бахвальства. Я же восторгался мужеством Ганди идти навстречу злу, а сам – на лежачего с ножом к горлу. Только что в церкви выслушал призыв подставить щеку и отдать одежду и был согласен с этим, но в жизни действовал совершенно по-другому. А как было правильно? Что – нужно было прикинуться невинным ангелочком, пока Вольфганг и Коля сами справятся? Ну, нет… хотя – я же прикидывался и всех заставил поверить, даже сам себя. Достойно сожаления… О Боже, прошу, прости мои мерзкие выходки и пусть унесет далеко-далеко тошнотворную муть из души моей… И молю, одари меня своим покоем!
К сожалению, спокойствие наступает не сразу. В памяти всплывают неприятные воспоминания из подростковых лет. Мне было почти тринадцать, когда я в последний раз гостил у брата отца. Уже в меру окреп, чтобы летом заработать несколько пур[17] картошки да и другие дары поля для семьи. Как-то перед полуднем к нам зашел сосед. Остался, мол, один на хозяйстве, нельзя ли на полчасика попросить парнишку, то есть меня, помочь? Хозяин он был бестолковый, но старательный, да и не по-соседски отказывать в помощи. Опять нужно что-то подержать? Ну, да, мелочь, немножко подержать. Занятый ремонтом сепаратора, дядя не стал расспрашивать и мотнул головой, чтобы я шел.
Подержать нужно было теленка. Я не знал, как правильно забивать телят – стрелять или ударить обухом по лбу, а потом заколоть? – не знаю и теперь, но сосед решил ему просто отрезать голову. Молочный теленок, со связанными ногами лежит под яблоней, жалко мыча. «У меня сегодня такое боевое настроение,» – держа нож в руке, хозяин склонился над затылком теленка. «Ты ляг на него сверху и держи ноги, чтобы не лягался». Я так растерялся и испугался, что делал все, как он велел. Сосед резанул, кровь брызнула во все стороны, а я дрожал и дергался вместе с теленком. «Нож бы поострее или пилу», – сетовал скотобоец. «Черт, ну и шерсть у него!» – вскрикнул он, и я невольно перевел взгляд. Шея теленка была уже перерезана наполовину, а его глаза смотрели, еще живые и вопрошающие – люди добрые, за что? Слезы теленка, смешанные с брызнувшей кровью, текли по светло-рыжим, замшевым щекам. Не выдержав его взгляда, я завыл. «Не ори, не ори, готово! Поднимайся!» – хозяин поставил меня на ноги. «Что – скотинку пожалел? Ничего, малец, закаляйся». В окровавленной одежде, на ватных ногах, мыча, как только что мычал теленок, я побрел обратно, к дому дяди. «Погоди, не торопись, я тебе за помощь свежую курицу дам. Сегодня утром забил…» Я только прибавил шагу и кинулся прочь.
Ух, передернуло. И с чего это такие гадкие воспоминания именно в Рождество? Поднимаю глаза, в небе сияют звезды. Красиво… Прочь, дурные