слишком узко, поэтому немножко… ну, немножко нужно обрезать. Все, больше ничего не скажу. Если хочешь знать детали, спрашивай Вольфганга.
Мне кажется, что мамины щеки порозовели. Ну и хорошо, сколько можно терзать.
– Ах, так… кажется, начинаю понимать. Ну… раз нужно, значит, нужно. Поэтому у тебя девушки… – она осекается.
Тут уже краснею я.
Если б не эта грозная сестра, можно сказать, что в больнице все шло как по маслу. После встречи с врачом и размещения в палате у моей кровати появилась она. Плотная, средних лет, с ножницами, бритвой и небольшим зеркальцем в руках.
– Молодой человек, вам нужно там все как следует сбрить, чтобы к операции ни одного волоска не осталось, – она кладет инструменты на тумбочку.
Мое лицо, видимо, выражает такое непонимание, что она не мешкая добавляет еще кое-что. Уже гораздо более суровым тоном.
– Я проверю. Если что-то будет не так, я лично займусь вами.
Невольно представляю себе, как она это делает, и мой желудок покрывается гусиной кожей. Будь сестричка молодой и красивой, я, может, и сам попросил бы помочь, но не эту. У меня даже возникли подозрения, что она тут и топчется только для того, чтобы при первой возможности хватать за одно место таких молодых парней, как я. Хорошо, если она только до плоти охоча, а вот если еще получает удовольствие от страданий других, тогда мне конец.
– Ванная комната в конце коридора, – уходя, говорит она.
Ничего такого в жизни не делал. Так неудобно, что кажется – да лучше бы эта крепкая тетка сама все сделала. Это тебе не щетина на подбородке, требуется куда больше внимания и времени, но, в конце концов, зеркальце показывает, что процедура закончилась вполне приемлемо. Кожа, правда, горит, а никакого одеколона или крема я с собой не взял.
По пути из ванной вижу, что она сидит в сестринской. Не хочется, но нужно зайти и отдать доверенные мне инструменты.
– А, уже готово. Ну, спускай штаны!
От такого зычного голоса мне кажется, что я опять попал в армию. Как дисциплинированный солдат, недолго думая, выполняю распоряжение, даже не покраснев. Она осматривает обработанное место, пока я смотрю в окно.
– Хорошо постарался, – похвалы от нее я не ожидал. Сестра берет со стола коричневую баночку и протягивает мне. – Вот, помажь, чтобы не было воспаления.
Начинаю скручивать крышку баночки, чтобы помазать чувствительные места, но она меня останавливает.
– Иди-ка ты куда-нибудь, мне уже надоело смотреть на ваши краники. За мазью зайду потом, в палату.
Ха! Так и подмывало крикнуть: «Да за то, что вы пялитесь на краники, вам деньги платят!», но взял себя в руки, натянул штаны и ушел.
На следующее утро – операция. В области бедер – наркотическая нечувствительность, зато голова работает. Вижу перед собой натянутый над животом полуметровый кусок белой ткани, за которым, склонившись, работает доктор. Чувствую, как он там ковыряется, но боли нет.
В какой-то момент засыпаю, ничего не помню, а просыпаюсь уже в кровати. Однако, болит! Один из моих соседей