терапевтишко берется сам прописывать антиконвульсанты. Обнаружит у незадачливого пациента идиопатию, и давай пичкать беднягу дилантином и фенобарбиталом, а у него пики лобной доли торчат кольями, хоть насаживайся! Я заведую клиникой эпилепсии при больнице Холломена и консультирую еще в нескольких больницах, а также руковожу энцефалографической лабораторией больницы Холломена. Но как вы понимаете, на заурядные ЭЭГ я не размениваюсь. Это занятие для Фрэнка Уотсона и его прихлебателей – неврологов и нейрохирургов. Предмет моего интереса – пики, а не дельта-волны.
Кармайн, взгляд которого начал блуждать еще на середине этого монолога, промычал что-то неопределенное. Потом уточнил:
– Значит, вам никогда, ни при каких обстоятельствах не приходится избавляться от трупов животных?
– Никогда!
Симпатичная лаборантка Форбса, Бетти, подтвердила слова шефа.
– Его исследования имеют непосредственное отношение к уровню противосудорожных препаратов в кровотоке, – объяснила она доступными для понимания словами. – Большинство врачей завышают дозу, поскольку не следят за содержанием препаратов в крови при таких хронических болезнях, как эпилепсия. Кроме того, к доктору обращаются фармацевтические компании с просьбами провести испытания новых препаратов. Он поразительно точно угадывает дозу и состав для конкретного пациента. – Бетти улыбнулась. – Честное слово, он кудесник. Это искусство, а не наука.
Отправляясь на поиски доктора Мориса Финча, Кармайн гадал, не обрушится ли на него снова водопад медицинской абракадабры.
Но оказалось, доктор Финч не из тех, кто забрасывает собеседника научными терминами. Он коротко объяснил, что исследует проникновение ионов кальция и натрия через оболочки нервных клеток во время эпилептических припадков.
– Я работаю с кошками, – сообщил он, – причем подолгу. Животные нисколько не травмированы, они даже ждут экспериментов.
«Добрая душа», – вынес вердикт Кармайн. Конечно, исключать Финча на этом основании из списка подозреваемых он не стал: всем известно, что и среди беспощадных убийц попадаются сентиментальные добряки. Финчу исполнился пятьдесят один год, и он был старше большинства здешних ученых, что подчеркнул профессор. Видимо, наука считалась здесь делом молодых. Набожный иудей Финч вместе с женой Кэтрин жил на птицеферме – Кэтрин разводила кошерных кур. Финч объяснил, что только цыплята не дают ей скучать – обзавестись детьми супругам так и не довелось.
– Значит, вы живете не в Холломене? – уточнил Кармайн.
– У самой границы округа, лейтенант. У нас двадцать акров. Курами занят далеко не весь участок! Я страстный садовод, выращиваю овощи и цветы. Еще у меня есть яблоневый сад и несколько теплиц.
– Доктор Финч, вы относите вниз трупы подопытных животных, или это делает ваша лаборантка – кажется, Патрисия?
– Иногда я, иногда Патти, – ответил Финч, и в его широко расставленных серых глазах не отразилось ни вины,