к дневному свету.
– Збых, – сдавленно сказал Жуга, не поднимая головы. – Скажи, что я – дурак.
– Это ещё почему?
– Хочу исправить одну ошибку, заместо этого делаю две новые.
– Ты о чём?
– О чём, о чём, – огрызнулся травник. – Ни о чём! Теперь я ещё и бабке Нисе должен помочь.
Ни слова более не говоря, он повернулся и зашагал обратно в деревню. Збых не придумал ничего лучшего, как пойти следом.
Оставшийся день до вечера Жуга рылся в сарае у Збыха, перебирая хлам, пока не откопал две старые, подбитые оленьим мехом охотничьи лыжины, а утром следующего дня смазал их салом, прихватил посох, топор и котомку и отправился в лес. Был он угрюм и молчалив, а когда Збых вызвался идти с ним, покачал головою в ответ, и кузнец остался дома.
День выдался пасмурным. Лежалый снег мягко поскрипывал. Жуга шёл весь день, почти не отдыхая, шёл на юг, пока не добрался к вечеру до памятной старой стоянки, ставшей для Вайды последней. Здесь он сбросил лыжи и осмотрел окрестности, ничего особенного, впрочем, не приметив. Поляна мало изменилась, лишь снег замёл кострище да толще стала белая шуба на деревьях. Жуга насобирал дров, расчистил кострище и разжёг огонь. Расстелил одеяло, распаковал провизию и, подкрепившись, стал ждать.
Быстро темнело. Взошла луна, еле видимая через облака. Булькала вода в котелке. Жуга лежал, погружённый в свои мысли, гоня непрошеный сон, и лишь время от времени приподнимался зачерпнуть травяного взвара и подбросить дров.
Слова бабки Нисы были туманны. Травница, похоже, что-то знала, но упорно не хотела говорить. Почему? Жуга терялся в догадках. По крайней мере, в лес она ему ясно велела идти, но вот что дальше…
Жуга и сам со дня на день собирался вернуться сюда. Миновало пять дней с момента смерти рифмача (даже шесть, считая первые сутки), а он всё ещё не продвинулся в своих поисках. Поселяне же с непонятной поспешностью стремились предать усопшего земле, даже не выждав толком положенных девяти дней. Жуга вспомнил рассказ Ружены. Три человека уже замёрзли в лесу этой зимой, Вайда был четвёртым. Деревня же словно бы в насмешку называлась Тёплый Стан.
За размышлениями Жуга не заметил, как задремал и пропустил тот миг, когда тревожное предчувствие могло его предупредить, и заподозрил неладное, лишь когда стал замерзать. Он вздрогнул и проснулся.
Костёр почти догорел. Рассыпавшись неровным кругом, тлели красные точки угольков. А по ту сторону костра… Жуга помотал головой, но видение не исчезло: по ту сторону костра стоял мальчонка лет шести-семи. Стоял и смотрел на него, не двигаясь и даже не мигая.
– Ты откуда взялся? – спросил Жуга. – Как тебя звать?
Тот не ответил. Жуга присмотрелся. Обыкновенный мальчик, каких много, одетый в драные штаны и рубашку, только слишком уж худой и до синевы бледный. Жуга опустил взгляд и вздрогнул: парнишка был бос. С минуту они просто смотрели друг на друга, затем малец, ни слова не говоря, склонил голову набок, протянул свою тощую, похожую на птичью лапку руку и двинулся в обход костра.
Жуга почувствовал озноб. Он вскочил, запутавшись в одеяле, отпрыгнул было в сторону, но сразу