арендной платы и радужными перспективами.
Затем в казино заманили Синдикат Мухаммеда Али, и у «Курортной ассоциации Руайаля» появилась надежда, что в скором времени Ле-Туке наконец расстанется с частью своих непомерных доходов, искони принадлежавших Руайалю.
Стоя на ярком солнце, в окружении этих великолепных искрящихся декораций, Бонд ясно ощущал, насколько не соответствует им его роль и каким оскорблением остальным актерам, занятым в пьесе, служит его мрачное амплуа.
Он повел плечами, точно отгоняя мимолетное беспокойство, обогнул здание отеля и зашагал к гаражу. Ему в голову пришла мысль перед свиданием в «Эрмитаже» съездить на побережье и взглянуть на виллу Ле Шифра, а затем вернуться назад не по приморскому шоссе, а другой дорогой, доехав до автострады, ведущей в Париж.
Автомобиль был единственным хобби Бонда. Еще в 1933 году он купил почти новый «бентли» с двигателем четыре с половиной литра и компрессором Амхерста-Вильерса и всю войну держал его на надежном складе. До сих пор машина ежегодно проходила техосмотр в Лондоне: бывший механик фирмы «Бентли», ныне работавший в гараже неподалеку от квартиры Бонда в Челси, ухаживал за мощным автомобилем с любовной тщательностью. Бонд водил машину уверенно и жестко, с почти физическим наслаждением. Его двухместный «бентли» стального цвета с откидным верхом (который действительно откидывался) мог лететь на скорости девяносто миль с запасом мощности еще на тридцать миль в час.
Бонд вывел автомобиль из гаража, и вскоре оглушительный рокот двухдюймовой выхлопной трубы «бентли» эхом пронесся по обсаженному деревьями бульвару, затем – по оживленной главной улице Руайаля и наконец зазвучал над песчаными дюнами к югу от городка.
Час спустя Бонд вошел в бар отеля «Эрмитаж» и занял столик возле одного из широких окон.
Помещение бара изобиловало деталями, в понимании французов олицетворяющими, наряду с вересковыми трубками и жесткошерстными фокстерьерами, респектабельную мужественность: полированная мебель красного дерева, обитая кожей с латунными заклепками; занавеси и ковры благородного василькового оттенка. Официанты были облачены в белые жилеты и фартуки зеленого сукна. Бонд заказал «американо» и принялся разглядывать расфуфыренных посетителей, судя по всему, преимущественно парижан. Вокруг велись бойкие многозначительные разговоры, создававшие ту атмосферу напускной оживленности, которая свойственна всем барам в l’heure de l’apéritif[19].
Мужчины беспрерывно заказывали шампанское, женщины пили сухой мартини.
– Moi, j’adore le «Dry», – говорила улыбчивая девушка за соседним столиком, обращаясь к своему спутнику, одетому в твидовый костюм не по сезону и пялившемуся на подругу масляными карими глазами поверх складной трости от Эрме, – fait avec du Gordon’s, bien entendu[20].
– D’accord Daisy. Mais tu sais, un zeste de citron…[21]
Краем