Бродвей кончился. Ни днём, ни ночью людской поток не докатывается до стен особняка, превосходящего размерами все другие строения, кроме «Человека Галактики». Слабый ветерок лениво колышет государственный флаг, укреплённый на стальном флагштоке.
Резиденция губернатора. Мостовая сменилась свежезеленой лужайкой, пересечённой редкой паутиной песчаных дорожек. Самая широкая протянулась прямо к парадному подъезду, – мраморному крыльцу из трёх ступенек, увенчанному черепичным навесом на двух столбах. Под навесом высокая деревянная дверь.
Даже воздух изменился: и шумы, и запахи, – всё стало иным. Как прохладный душ после парной, – так он оценил переход с улицы на губернаторскую территорию.
Так и должно быть! Начальство должно отделяться от прочего люда хоть какой-то, но преградой. Стеклянная перегородка или железный забор с собаками и охраной, – неважно. Разделительная полоса обязана быть и каждый, кто переступает черту, её видит, слышит, чувствует. Если нет разделительной полосы, пропадает то неуловимое отношение людей к власти, которое и делает эту самую власть реальной, а не бутафорской.
Судя по всему, в особняке обитает реальная власть. Хорошо это для него или плохо? Да и в какой степени губернатор независим? И от кого? Ответы получить негде, а в Оронго ох как надо. Так надо, что не выразить словом. Когда с ним такое было, что желание прямо взрывается внутри? И не припомнить… Редкий момент, а потому – долой собственное сопротивление!
Тайменев решительно открыл дверь. Прозвонил колокольчик и он оказался в просторной светлой комнате. Противоположная от входной двери стена сплошь состоит из единого куска стекла или прозрачного пластика, и через неё открывается красочный вид на сад, уходящий в дальнюю перспективу. Странно, что с улицы его совершенно не заметно, будто сад живёт в ином измерении.
Знакомые и незнакомые деревья, пальмы, подстриженные кусты; между ними рядами и шеренгами огородные культуры; всюду плоды и цветы; а в центре всего благолепия, – большой фонтан. Упругая струя рвётся в синь неба и распадается на десятиметровой высоте капельным зонтом. Вот это да!
Ошеломлённый взор Тайменева коснулся поочерёдно гроздьев приникших к стволам зелёных плодов папайи, устремлённых ввысь стройных мачт финиковых пальм, кустов низкорослой, усыпанной чёрными ягодами вишни, ухоженных миниплантаций тыквы, ананаса, чилийского перца и табака ава-ава. Готовился расцвести далёкий родственник российской липы желтоцветный гибискус…
Взгляд Николая вернулся в комнату. Да комнаты, по сути, нет – только угрюмое продолжение сада или его преддверие, тёмный и неуютный тамбур. Тяжёлый стол невиданных размеров длиной во всю прозрачную стену отделяет цветущую сказку от вошедшего в канцелярию. Заваленный стопками бумаги, книгами, уставленный письменными приборами, стол отрезвляет и приземляет воспарившего