заговорила она, – что я вам такого сделала, что вы стремитесь меня погубить?
– Погубить? Ну и что? – Луицци рассмеялся. – Не вижу в этом ничего плохого; в любом случае ваша погибель не на моей совести.
Луицци ожесточился; он уже праздновал победу – и вдруг такое унижение! Кроме того, он замерз и, чувствуя, что его обвели вокруг пальца, утратил всякую жалость.
– Неужели все, что мы тут наговорили друг другу ради забавы, вы приняли всерьез?
– А что, другие воспринимают это иначе?
– Другие? Да за кого вы меня принимаете, сударь?
– За очень даже миловидную женщину, которой очень нравится, чтобы ее любили.
– Вы в самом деле поверили, что я буду вас ждать?
– Да, действительно, я верил и надеялся…
– Хорошего же вы мнения о женщинах!
– Поверьте, сударыня, гораздо лучшего, чем они того заслуживают; ведь я считал, что вы будете одна…
– Как! Вы полагаете, что Шарль…
– Ну, ну, сударыня, сколько можно; хватит забав, как вы только что выразились. Дважды в одну ночь оказаться посмешищем – это уж слишком.
– О! Не говорите так, сударь! Простите меня. Я зашла слишком далеко в словесной игре, не думая, что вы придадите всему этому какое-то значение.
Она замолчала и, пожав плечами, с грустной досадой добавила:
– Как! Абсолютно незнакомый мужчина, которого я чуть ли не первый раз вижу… И вы могли подумать… Нет, нет, это невозможно!
– Очень даже возможно; я и сейчас так думаю.
– И всем расскажете, как только что грозились Шарлю…
– Лучше отговорите этого сопляка, так как если я буду драться с ним, то каждому, кто только пожелает, открою причину дуэли.
– А если у меня хватит влияния, чтобы остановить его, тогда что?
– О сударыня, тогда совсем другое дело; я умею хранить тайны, да между нами пока и нет никаких секретов.
– И не будет, клянусь вам!
– Как вам будет угодно, сударыня; что ж, каждый из нас волен поступать как хочет.
– Но, сударь! Я же замужем; у нас дети…
Луицци пришел в ярость и резко ответил:
– В том числе очень даже симпатичная девчушка.
– А-а, теперь я вас понимаю; явившись сюда, вы уже в достаточной степени презирали меня, чтобы надеяться на многое.
– Похоже, у меня не было нужды ни в каком предубеждении, зато вы сделали все, чтобы мне его внушить.
– А вот этого я никак не понимаю. Вы, сударь, принадлежите к миру, в котором, как я вижу, словам придают более буквальный смысл, чем в нашем кругу.
– Я из того мира, сударыня, где кокетство не превращают в средство наживы.
– Так вот вы о чем, сударь?! Раз так, вот наш договор – порвите его!
Госпожа Дилуа протянула Луицци бумаги, отвернувшись, чтобы спрятать слезы, но барон остался неумолим:
– По правде, сударыня, лучше бы нам пойти до конца… И тогда, клянусь – буду молчать до гроба…
Госпожа Дилуа с ужасом отшатнулась от него.
– В таком случае, – решил Луицци, – мне остается только откланяться.
Она