то, что я узнал от вашей жены; поскольку мои планы сейчас несколько изменились, я хотел бы знать…
– Как обстоят дела у Дилуа? Жена рассказала мне все. Отличная, процветающая фирма, господин барон, с честной и доброй женщиной во главе.
– Черт! Быстро же вы ответили!
– Это сама порядочность.
– Не возражаю; может, она еще и воплощение добродетели?
– Головой ручаюсь.
– Тем лучше для вашей жены! – захохотал Луицци. Сдержавшись, он продолжил: – Извините, но я куда меньше вас верю в женское целомудрие; вы видите женщин главным образом в день подписания брачного контракта; да, тогда – любовь, восхищение и заверения в преданности; но затем…
– У вас есть основания полагать, что госпожа Дилуа…
– Судите сами.
Здесь он поведал господину Барне все о своем ночном приключении, не переставая смеяться – и над собой в том числе. Гнусная уловка, которая обагряет руки палача, словно он и сам тоже ранен.
– Никогда бы не подумал! – воскликнул нотариус. – Никогда и ни за что! Как? Шарль?
– Да-да, Шарль, а я в это время, как часовой, охранял их покой…
– И вы вошли затем снова…
– Да, но, клянусь честью, просто так; уже в достаточной степени противно замещать мужа, чтобы тянуло занять место после любовника.
– Любовника! Госпожа Дилуа – и любовник! – повторял ошеломленный нотариус.
Луицци пришел в совершенный восторг от своей проделки; развалившись в кресле, он продолжал:
– Да, старина, я всего три дня в Тулузе, но вы и представить не можете, сколько я узнал о безупречных женщинах!
– Кто бы мог подумать? – не успокаивался господин Барне. – Ну надо же, малыш Шарль… Боже мой, боже мой, ох уж эти женщины!
– Похоже, данная особа с самого начала дала понять, что она будет творить в будущем…
– Вы правы; хорошую собаку узнаешь по породе, а она, говорят, родилась… Но это нотариальная тайна, это свято.
– Ах да! Вы, наверно, знаете немало любопытных секретов; в частности, и о маркизе дю Валь?
– Да! Да, но никто никогда не узнает их от меня. Несчастная! Вот вам пример женщины, добродетельно и стойко сносившей все жизненные невзгоды!
Луицци покатился со смеху, но промолчал. Голубая дворянская кровь не позволяла ему бросить репутацию маркизы к ногам простого буржуа; но будь перед ним самый захудалый виконт, Арман без раздумий избавил бы его от излишних иллюзий. К тому же он вспомнил, что вечером увидит маркизу, а потому ограничился одним признанием, попросив только господина Барне продать его шерсть другой тулузской фирме. Нотариус, в свою очередь, вспомнил, что пришел к барону, чтобы обговорить продажу леса, и предложил ему заключить эту сделку с неким господином Бюре.
– А он женат? – поинтересовался Луицци с тем подленьким самодовольным выражением, которое превращает в оскорбление самый невинный вопрос.
– Да, на женщине, за которую я могу поручиться… Право, барон, у меня теперь просто слов нет… Но госпожа Бюре считается кристально