с тенью), солнечных и сизых,
проскользнёт по кромке серых дней…
Смутных дней (с пером лебяжьим) шерсть,
спиц мельканье – шаткая ограда,
ненароком сбросишь петель шесть…
Вдруг в гнездо пробьётся луч отрадный,
сбив завалы снега с наших душ?
(Блеск подсветки – с ярких улиц в глушь –
позовёт на театральный ужин,
вот стекло заволокла не стужа –
светло-золотистое вино.)
Но надолго ли гостить, коль в лужах
кровельным железом крыто дно?
Станет ветер рыскать за углом,
вновь завьёт воронку злая скорость,
чтобы оборвать с ветвей покорных
позолоту, ставшую золой.
Что ж, когда вязанья мёртвый перст
запросто дотронуться посмеет –
станет острой проволокой шерсть,
а в гнезде птенец, что он умеет?
Но, укачивая, трепеща
кроткими, безрукими крылами,
талый Ангел дня взлетит над нами,
мгла отступит, сучьями треща…
Боже, дай ему (и нам) с утра –
светлое успение утрат.
Ещё о весне
Ал-ру Ке-ну
I
Снег за окнами мягко теряется где-то,
время каплет так близко. Во сне
вдруг разбилась сосулька, стеклянная флейта,
что один раз звенит о весне.
…Мы бежали, не помня себя от разлуки,
поезд мчался за море, за твердь.
Из прозрачной травы, сквозь замёрзшие руки
мы учились на солнце смотреть.
В мире утренней алости, нежно и грубо
плеском вешним окрест обводя,
пели лёгких наяд[14] мимолётные губы
о сверканье и шуме дождя…
II
Ближе к утру сольются (с затвержённой болью)
стук колёс и следы на песке.
Я не знаю, не жду. Всё, что было, – невольно.
Снег, серея, твердеет к весне…
Не в своих беловежьих и заспанных царствах,
глубже голоса, в горле-спине.
А слова – наугад, наизусть? – род лекарства,
чтоб пробыть наяву, как во сне.
Да, в немыслимом сне
снег летит вместе с летом,
в луннооком заоблачном сне –
нет стеклянных осколков. Эолова флейта[15]
мне бездонно звенит о весне.
Молитва из глубины снего-пропадов
Прости нам, Господи, прости…
Как долго (долго ль – мне) брести
продрогшей тенью бездорожья?
Сам вскрик души моей: «Дыши!» –
ужели в чём-то вызов ложный?
Как возникает вновь трава,
когда земля с зимы мертва.
Как голубеет ломкость зданий
весной холодной, в дымке ранней –
она шатается сперва.
И как размытый снег – слова,
что дремлют в ране без сознанья…
Прости и не оставь! Внемли,
ведь я росток Твоей земли.
Прости и корни, и долги
в