украшенную принтом с голубыми морскими коньками, и в темно-синие слаксы. Худощавая, с темными волосами, хотя седые корни уже бросались в глаза, так что, по всей видимости, ей пора было их подкрашивать. Губы жирно намазаны красной помадой. Она приветливо улыбнулась ему, и Босх немедленно ее узнал, хотя видел, что его лицо не вызвало у нее самой никакого отклика. В последний раз она видела его тридцать пять лет назад. И тем не менее он все равно улыбнулся ей в ответ:
– Мередит Роман?
Улыбка сползла с лица женщины так же быстро, как и появилась.
– Это не мое имя, – отрывистым тоном произнесла она. – Вы ошиблись адресом.
Она потянулась к дверной ручке, чтобы закрыть дверь, но Босх придержал створку. Он очень старался, чтобы этот жест выглядел как можно менее угрожающим, но в ее взгляде все равно забрезжила паника.
– Это Гарри Босх, – произнес он торопливо.
Она замерла и заглянула Босху в глаза. Паника улеглась, уступая место узнаванию и воспоминаниям, которые затуманили ее взгляд, точно слезы. Ее улыбка вернулась.
– Гарри? Малыш Гарри?
Он кивнул.
– Ох, милый, иди сюда. – Она притянула его к себе и крепко обняла. – Ох, до чего ж я рада тебя видеть столько лет спустя… Ну-ка дай я на тебя погляжу.
Она отстранила его и развела руки в стороны, словно любуясь целым залом картин разом. В ее взгляде читалась искренняя радость. Босх ощутил прилив теплых чувств и грусти одновременно. Зря он так долго тянул. Давным-давно надо было навестить ее – просто так, без той причины, которая привела его сюда сегодня.
– Ну проходи же, Гарри. Проходи.
Босх вошел в гостиную, обставленную просто, но мило. На полу был уложен дубовый паркет, оштукатуренные, без единого пятнышка стены выкрашены белой краской. Большая часть мебели – плетеная, из белого же ротанга. Все тут было светлое и радостное, но Босх знал, что принес с собой печаль и мрак.
– Вы больше не Мередит?
– Нет, Гарри, уже давно.
– Как мне тогда вас называть?
– Меня зовут Кэтрин. Кэтрин Регистер. Как «регистр», только с двумя «е», а не с одной. Так мой муж любил говорить. Очень надежный человек был. Самая большая авантюра в его жизни – это я.
– «Был»?
– Да садись же ты, Гарри, бога ради. Да. Был. Скончался пять лет тому назад в канун Дня благодарения.
Босх опустился на диван, а она устроилась в кресле напротив за стеклянным кофейным столиком.
– Простите.
– Ничего страшного, ты же не знал. Ты даже знаком с ним не был, а я уже давным-давно не та, что была раньше. Выпьешь чего-нибудь? Кофе или, может, чего-нибудь покрепче?
Босху подумалось, что она послала ему ту рождественскую открытку всего через несколько недель после смерти мужа, и он ощутил очередной укол вины за то, что не ответил тогда.
– Гарри?
– Э-э-э… Нет, спасибо, ничего не нужно. Я… Вы хотите, чтобы я называл вас новым именем?
Она рассмеялась от нелепости всей ситуации,