оставалось не так много овсянки.
– Ты наверняка еще голоден?
Лишь кивок в подтверждение.
– Хочешь, поедем в кафе завтракать или в магазин?
Я открываю телефон, чтобы посмотреть на время. Раннее воскресное утро. Будет не просто найти работающий магазин, а кафешки откроются позднее.
Эбенэр отрицательно поводит головой и добавляет:
– Если ты сыта и согласна, я предпочитаю остаться здесь.
Бессилие
Я нахожу в шкафу еще запечатанный пакет порошка какао. Без сливок, но с корицей и горячей водой получается вполне вкусный напиток. Найденные в ящике, видимо, вечно не портящиеся финики сопровождают завершение нашей трапезы.
– Как долго я отсутствовал? – спрашивает Бэн тихим голосом.
А я задаюсь вопросом, что в его голосе непривычно. Ответ мгновенен – слабость. В голосе. В положении тела. Вместо знакомой безупречной осанки – опирающиеся на поверхность стола предплечья и ссутуленная спина. Осунувшееся лицо. Тени под глазами. Что с ним?
– Три месяца и две, почти три недели.
– Я пропустил празднование твоего окончания школы.
– Ты не много потерял.
– Ты права. К счастью, я не много потерял, – отвечает он, но как будто не мне, а своим собственным мыслям.
– Что с тобой произошло? Где ты был?
– Я застрял в моем времени. Я пытался вернуться, но мне не удавалось.
– Ты хотел вернуться?
В моем вопросе настолько ярко звучит удивление, что мой внутренний наблюдатель сразу констатирует тот факт, что, несмотря на регулярные походы в лофт, вероятность возвращения странника в моем сознании была действительно равна нулю.
Это вопросительное восклицание вызывает также пристальное внимание моего собеседника. Вернувшийся из далеких походов, утомленный греческий Бог, как будто собрав последние силы, в высокой концентрации не сводит глаз с моего лица и молчит. Его руки лежат бессильными плетями на коленях. Длинную минуту спустя:
– Я оказался перед вероятностью больше никогда не увидеть твоего лица, не услышать голоса, не почувствовать тепла и запаха твоей кожи. Я не был готов к такому испытанию. Я пережил ужасный страх потери. Больше всего на свете я хотел вернуться.
Его обессиленная, измученная, сползающая с высокого стула поза грозит падением. В четких словах стоит надрыв.
– Мне кажется, у тебя мало сил. Тебе нужно еще поспать. Я права?
Он кивает, как большой обессиленный болезнью ребенок. Я встаю, обхватываю его вокруг туловища и провожаю в кровать.
– Ты здесь? – еле слышный лаконичный вопрос.
– Я здесь, – мой лаконичный ответ.
Где еще я могла бы быть сейчас? Нет силы, которая могла бы заставить меня сейчас покинуть неожиданно вновь приобретенного самого важного моего человека.
Когда я возвращаюсь с одеялом в руках, он уже спит, но новая долгая продольная морщина на его прекрасном лбу обозначает неспадающее напряжение.
Пополнение