знакомая. Будто из детства. Очень нравится. До встречи завтра на работе.
Петра покоробило. Название какое мерзкое. Туалетная вода. Вода из туалета. Почему нельзя сказать: «Одеколон»?
Спустя неделю Петр праздновал день Рождения. Нина подарила ему этимологический словарь Фасмера в четырех томах.
– Мне показалось, что тебя это увлекло. Дарю. «Магарыч» здесь, между прочим, есть.
Петр улыбался, благодарил. К ночи гости разбрелись, а Нина со словарем остались. Под разложенным диваном лежал словарь, на диване спала, уткнувшись в плечо Петра, Нина. Ушла она рано утром. Петр дал ей ключи от квартиры, сказал, что будет ждать вечера. И принялся бесцельно бродить по дому под бормотание телевизора, не зная, чем себя занять. Спать не хотелось, но лень разливалась по всему туловищу, заманивала во взъерошенную кровать, накрытую солнечным заоконным пятном. В голове крутилось навязчивое слово «нега», всплывшее из какого-то школьного учебника русского или литературы. Что оно означало, Петр не помнил, но понимал, что это именно то, что с ним происходит. Словарь ясности не внес, засыпал чужеродными корнями, намекнул на близость к значениям вроде «испытывать желание», «становится влажным» и прочими эротическими ассоциациями. Петру стало не по себе. Откуда-то было это слово в его голове, почему-то возникло из ниоткуда, точно описав его состояние, но даже сейчас, прочитав о нем, невозможно было однозначно сказать, что за ним скрывается. Язык начинал настораживать.
Петр открыл словарь на букву С и начал выхватывать слова наобум. Чем больше читал, тем непонятнее становилось. Совершенно неясно, что за словами стоит, какой смысл. Петр перестал улавливать их суть. В нем поселилось недоверие к языку. «Смородина» от «смердит», от запаха, этого волшебного запаха детства в деревне или времени, когда он, школьник, был рад заболеть и, вместо уроков, остаться под одеялом. Как хорошо было подрагивать от озноба, и воспаленным глазам все казалось новым и необычным! И этот волшебный мир пах черносмородиновым морсом, терпким настолько, что от него сморщивалось лицо и жаром обдавало горло. Смердеть. «Смерть» оказалась «благой, своей, хорошей смертью», потому что приставка «С» означает «свой, хороший», а корень «мер» – собственно процесс умирания. Это затуманивало понимание еще больше. Вспомнилось слово «Сволочь», где «С» – тоже приставка, но ничего хорошего оно не означает. От всего этого стало совсем скверно. Настроение испортилось окончательно. Петр позвонил Нине, сказал, что заболел и ей лучше не приходить. Сто раз пожалев об этом и навернув несколько кругов по квартире, натыкаясь на слова, становящиеся предметами и наоборот, на предметы, за которыми прятались слова, Петр устроился поудобнее и начал читать словарь.
Как страшно говорить! Каждое слово – двойной агент, за каждым прячется что-то неясное, темное, коварное. Прежде чем произносить, их нужно понять, раскрыть, разоблачить.
На следующий день Петр не пошел на работу. И на следующий.
Слова топорщились