сюда. Ничего сделать не может. А на улице не лето красное, а мороз жгучий.
Шарик выскочил из кабины, побегал около незадачливого хозяина и бросился назад в сторону своей деревни.
Шарик прибежал к другу тракториста. Друг (это был Юрин отец) понял, что что-то стряслось: Шарик один никогда не был. Шарик пролаял, кинулся вперед, и резко остановившись, обернулся, будто ожидая людей. Люди догадались, что собака их зовет. Вскоре Шарик привел их к трактористу, оказавшемуся в беде. И Василий был спасен.
– Какой же ты молодчина, дружище, – Василий обнял Шарика и дрогнувшим голосом прошептал: – Спасибо тебе.
Кабысдош
Юрий Лугин
Одиннадцатого октября Олька приехала из Кирова. Подарков всем навезла, а лично мне – велик, правда, из-за прочих вещей и коробок, оставленный на разъезде в будке путевого обходчика.
А за ужином сестрица объявила: ее Алексей в четверг приедет. Батя оладушек выронил и локтем по коленке вдарил: «Йес!» Мама засуетилась, запричитала на тему, как дорогого гостя встретить. Понятно, кандидат в зятья. Хоть и городской, но не из бестолковых. До любого труда горячий, по механизмам спец крутейший, и вообще парень рукастый. Минут пятнадцать поковыряется, и у него самый убитый прибор лучше нового работает.
– Вари, мать, пиво, – сказал отец, потянувшись за следующим оладушком. – В субботу баньку истопим… – и глаза у бати сощурились, как у нашего кота Мироеда, когда мы сепаратор включаем.
– Алексей не один собирался приехать, – сказала Олька.
Батя снова оладушек уронил, а мама на краешек скамьи присела.
– Вау! – сказал я. – Это типа смотрины будут?
– Ну да, – заявила Олька. – Свадьба, мы с Алексеем договорились, в феврале.
Отец с шумом поднялся из-за стола:
– Тогда, мать, больше пива вари! А я в Семушино поехал, прикупить кой-чего!
Короче, утром я только про велик и Олькину свадьбу думал – и пока ножками по грунтовке до полустанка грязь месил, и когда в электричке ехал, и когда последние полкилометра от Вахрушинского вокзала до школы асфальт топтал. И в школе та же история. На физике так завис, что лишь после замечания Ольги Федоровны в тему урока въехал.
Время тянулось словно резиновое. Едва дождался, когда занятия закончатся, и на вокзал бегом. И как назло, когда я уже в электричке к Рехино подъезжал, начался ливень, будто не середина октября на дворе, а конец июня.
Картина маслом: деревенский придурок на вихляющем в раскисшей колее велике, мокрый и грязью изгвазданный по самое не могу.
Правда, ехал я грустно, но не одиноко: рядом, брезгливо отряхивая с лап комья глины, семенил Кабысдош.
Я его еще через окошко в тамбуре заметил: сидит флегматичная зверюга под навесом торгового ларька, уши обвисли, сам печальный такой… Артист, блин. Величиной с теленка, зубищами может шину от уазика прокусить, а если неожиданно из кустов выскочит, реально заикой