Между тем само «предоставление» головы Бегемота выполняет двойную функцию – с одной стороны, эта голова противопоставляется корочке, с другой, конечно же, тут доминирует комический эффект, да ведь девушка и не заслуживает ничего иного, как такого вот предоставления в качестве аргумента не книги, а головы «писателя». Одно «доказательство» взамен другого. Ну и наконец:
«Коровьев и Бегемот посторонились и пропустили какого-то писателя в сером костюме, в летней без галстука белой рубашке, воротник которой широко лежал на воротнике пиджака, и с газетой под мышкой. Писатель приветливо кивнул гражданке, на ходу поставил в подставленной ему книге какую-то закорючку и проследовал на веранду.
– Увы, не нам, не нам, – грустно заговорил Коровьев, – а ему достанется эта ледяная кружка пива, о которой мы, бедные скитальцы, так мечтали с тобой, положение наше печально и затруднительно, и я не знаю, как быть».
Несомненно, наглядность сцены была бы неполной без появления настоящего «писателя», который бы на практике продемонстрировал, что это значит – быть писателем, то есть быть обладателем вожделенного удостоверения в том, что он писатель. И мы уже знаем, что это значит – это значит, что он может беспрепятственно выпить заслуженную ледяную кружку пива. Каков писатель, такова и выгода от того, чтобы быть писателем. «И я не знаю, как быть», – но, конечно, Коровьев уже знает «как быть», и очистительный огонь уже готов обратить писательский ресторан в пепел. Такова высшая логика противопоставления подлинности фальшивке – ресторан должен сгореть, а вот рукописи не горят. Да, не приходится сомневаться, что в реальности всё будет несколько посложнее, и такого рода «рестораны» как раз стоят, а вот рукописям непросто приходится, но это уже немного другой разговор. Мы же завершили наше небольшое путешествие по одному небольшому отрывку из Книги Мастера.
Причем не забудем, что путешествие это проводилось с определенной целью, а именно с целью объяснения или, скорее, пояснения категории мастерства. Мы взяли отрывок из книги и постарались понять, можем ли мы внятно пояснить, почему мы считаем этот отрывок мастерским (или нет). Думаю, что пояснение состоялось, так что ответ на предыдущий вопрос положительный. Что же, тогда остается повторить: «Не слепые же мы в самом деле и, если писатель хорош, неужели мы этого не увидим?». Но конечно, не всё так просто. Прежде всего возникает вопрос о том, кто эти «мы» и какие конкретно произведения эти «мы» оценивают.
Во-первых, я принципиально отказываюсь рассматривать ситуацию в контексте – у каждого, мол, свой вкус, кто как считает, так и есть. Многих такой подход может утешить, но я спешу их разочаровать – сколько ни считай макулатуру литературой, литературой она не станет – если это только не «Макулатура» Чарльза Буковски. И то, что эта макулатура кому-то, ах ты боже мой, НРАВИТСЯ, ситуацию не меняет. Но, допустим, те, кому НРАВИТСЯ, продолжают упорно продолжать; продолжают затвердело твердить и твердить: а нам