к тёте Кире? – не поняла она.
– Нет, в Куйбышев.
– Хорошо, – так же спокойно ответила она.
Я приняла окончательное решение – навсегда покинуть «этот сумасшедший дом».
Декабрь 1968 года. Улицы припорошило лёгким снежком. Ощущение новизны и радости приливающей жизни. Неужели я жива и здорова? В больницу меня отвезли с непонятным диагнозом и проверяли врачи всех отделений. Но РОЭ зашкаливало за 80 впервые в истории больницы, на 10 дней отнялись ноги, температура по утрам была выше вечерней, 40—41, и никак не сбивалась. Пенициллин не помогал. Приходила тётя Кира и растирала меня уксусом. Главврач пригласил маму в кабинет.
– Есть ли у вас ещё дети? – Он готовил её к возможной утрате.
По ночам мама задыхалась и порывалась ехать в больницу. Моё лицо стало белым, как тетрадный лист. Я обмирала, а когда приходила в себя, то видела возле себя горестное лицо мамы и была рада, что это она, а не Зиновий, мой отчим. Я ненавидела его так, как никого и никогда в своей юной жизни. И не только потому, что ему не дано было сделать счастливой маму, а вместе с ней меня и двоих детей, которые появились на свет один за другим. Не только потому, что он был необразован, мало получал, и мы мотались по чужим углам, а я выросла, не зная настоящего родительского дома. Просто, когда я смотрела в его похотливые серые глаза, я не видела в них тепла, мне становилось холодно и страшно.
Почему я так и не умерла, никто не знал. Когда с помощью каких-то уколов удалось сбить температуру, врачи пожали плечами, написали в карточке – ревмокардит и поставили меня на учёт. Вероятно, это было что-то возрастное, что с годами проходит, но втайне мне хотелось думать по-другому. Первое школьное чувство поразило меня такой силой и неожиданностью, что я втайне приписывала ему не только причину моего выздоровления, но и болезни.
Из больницы я сразу же поехала не домой, а к тёте Кире, и с тех пор поселилась в её семье. Она жила на Третьяках, в военном городке – на другом конце города. Её муж – майор в отставке, – я называла его дядя Петя, заменил мне отца. А их дети – Игорь и Женя значили больше, чем обычные двоюродные брат и сестра. Это был совсем другой мир. Там не было деспотизма отчима, там была моя школа, которую я никогда не меняла и не собиралась менять. А главное, в этой школе был мальчик по имени Вадим, внимание которого застало меня врасплох и стало предметом постоянных мыслей.
До этого я не интересовалась противоположным полом, много читала и была большой мечтательницей.
– Ну что вы все о мальчишках, – сердилась я на трещавших всю дорогу одноклассниц.
На родительских собраниях меня хвалили за отличную учёбу и примерное поведение. Мама гордилась мной, а тётя Кира пророчила:
– Вот выучишься и станешь человеком.
Дома отчим говорил мне:
– Немтырь.
Я почти никогда с ним не разговаривала, никак не называла и считала несчастьем