человеческая похожа на путь по айсбергу: когда ты думаешь, что добрался до вершины, у этой ледяной горы, подтаявшей где-то далеко внизу, смещается центр тяжести, глыба под тобой поворачивается, и вмиг всё меняется: ты оказываешься в лучшем случае далеко от нового пика, а в худшем – вообще под водой.
Собственный дом на Большой Садовой, в котором хорошо жилось в мирные дни, теперь содержать стало не на что, и летом 1917 года Фёдор Осипович дал объявление о продаже. Как ни странно, покупатель нашёлся быстро – оказывается, жизнь в переломную эпоху далеко не всех ставит на г рань нищеты, некоторые весьма успешно обогащаются, и во что же ещё им вложить деньги, как не в московскую недвижимость?
Казалось, проблема решена. Семья переехала в маленький дом, арендованный на 1-й Брестской, как раз в тех местах, где Шехтель снимал жильё в годы студенческой юности, и в минуты хорошего настроения можно было представлять себе, что жизнь даёт некий новый шанс… но тут айсберг перевернулся вновь.
Вскоре после Октябрьской революции новая власть национализировала и землю, и объекты недвижимости. Дом, арендованный семейством Шехтель, приказано было освободить в трёхдневный срок. Фёдор Осипович свою библиотеку и часть коллекции перевёз в помещения Московского архитектурного общества, мебель распродал за полцены и вместе с женой и старшей дочерью Китти перебрался к младшей. Квартиру, где жила Вера с мужем, ещё не успели «уплотнить».
На обратной стороне перевернувшегося айсберга тоже была жизнь – странная, но была. Строгановское училище стало называться Вхутемас, и товарищ Шехтель преподавал там композицию, получая вместо жалованья профессорский паёк: крупа, селёдка, иногда сахар. В Московском архитектурном обществе Фёдор Осипович читал лекции – «Сказка о трёх сёстрах: Архитектуре, Скульптуре, Живописи и их взаимоотношении в эволюции искусства», «Микеланджело и Рафаэль», изумляясь тому, как его слушают эти люди в студенческих и солдатских шинелях.
Строительство павильона Туркестана, Хорезма и Бухары. Фото из журнала «Прожектор», 1923 г.
Более того, в условиях разрухи и Гражданской войны новая власть даже пыталась что-то строить и за неимением новых специалистов привлекала к работам старых. Шехтель участвовал в проекте «Иртур» («Ирригация Туркестана»), включавшем в себя не только расширение сети оросительных каналов, но и строительство общественных и жилых зданий; по заказу Главстекла проектировал Болшевский оптический завод, – правда, оба проекта вскоре были свёрнуты. Единственная работа зодчего, не оставшаяся на бумаге, – павильон Туркестана на Первой сельскохозяйственной и кустарной выставке.
Приходилось признать: мир изменился так сильно, что своего места в нём найти уже не удастся. Теперь в конкурсах побеждали другие, чьи представления о прекрасном точнее совпадали со вкусами новой власти. Правда, руководство МХТ не забыло человека, который когда-то отказался от гонорара, перестраивая здание для труппы Станиславского и Немировича-Данченко. Теперь, когда Камергерский переулок