Виктор Сутормин

По обе стороны Арбата, или Три дома Маргариты


Скачать книгу

и счета оплачивал не торгуясь, но это и труд был титанический. Работая над проектом, Шехтель выполнил около 600 чертежей и эскизов: лепнина и оконные переплёты, люстры и мебель, кованые решётки и фонари на ограде, цинковые химеры и так далее.

      Дом А.В. и И.С. Морозовых в Подсосенском переулке, Готический кабинет. Камин (фрагмент). Архитектор Ф.О. Шехтель, 1893 г. Фотографии из архивных фондов Департамента культурного наследия города Москвы

      Дом З.Г. Морозовой на Спиридоновке. Эскиз северного фасада. Архитектор Ф.О. Шехтель

      Эскизы светильников. Фото из сборника «Архитектурные мотивы», 1899 г.

      Ф.О. Шехтель. Дом З.Г. Морозовой. Вестибюль и лестница. Фото из сборника «Архитектурные мотивы», 1899 г.

      Такая тщательная проработка заказа, помимо высочайшего качества проекта, дала ещё и побочный эффект, полезный для автора, – этот комплект чертежей, представленный в Технико-строительный комитет, позволил Францу Шехтелю получить в 1894 году «свидетельство на право производства работ по строительной части», что наконец-то сделало его полноправным членом профессиональной корпорации.

      Но дарам своим судьба ведёт строгий учёт, и если ненароком расщедрится, то сразу находит способ всё уравновесить. Едва успел Франц Осипович почувствовать, что твёрдо встал на ноги, земля под ногами покачнулась.

      Франц Осипович, Наталия Тимофеевна и Китти. 1890–1896 гг. Фото из семейного архива К.С. Лазаревой-Станищевой

      Ему уже случалось однажды испытать такое ощущение: когда началось строительство морозовского дворца и фантазии начали воплощаться в реальность, семью зодчего постигла утрата – умерла Екатерина Францевна Жегина. Она приходилась Шехтелю тёщей и одновременно кузиной, а кроме того, была вдовой Тимофея Ефимовича, вырастившего Франца как приёмного сына. Делая для неё надгробие, Шехтель мучился тем, что этой работе не дано выразить даже сотой доли его благодарности по отношению к семье человека, ставшего единственной опорой для многолюдного семейства Шехтель, внезапно оказавшегося на грани нищеты. Францу было тогда всего восемь лет, но он помнил тот ни в чём не повинный, но злосчастный театр, сгоревший как раз накануне Рождества, и как к ароматам елки и мандаринов примешивался запах микстуры, которой доктора пытались поставить на ноги отца, вместе с дядей ужасно простудившегося на пожаре.

      Вот и теперь, когда вся Москва была разукрашена по случаю тезоименитства и предстоящей коронации Николая II (а Шехтелю, как признанному мастеру, поручили декорировать Тверскую), в его собственном доме зеркала вновь завешены крепом: умер старший сын, семилетний Боря.

      Наталия Тимофеевна снова ждала ребёнка, и её положение отвлекало от переживаний, а Францу Осиповичу справиться с горем помогала работа. Её в тот год было много: концертный зал «Олимп» на Петербургском шоссе, царские павильоны на станции