корни, зажавшие горло, как клещи.
Только сняли печать – и нарушился строй кораблей,
И всплакнули в окне голубиные глазки бегоний,
Камышовые дудки в раскате апрельских полей
Повторили неверно барочную скорбь Альбиони.
И уже не понять серебристой геральдики снов,
Кто есть Альфа и Бета в недуге бесовских мистерий,
Под зеркальным прицелом направленных в небо мостов
Аспириново тает струна всенародных истерик.
6 апреля 1991
Выпрошенный у Бога крест – самый тяжелый…
Столько брести и споткнуться о запах жилья,
Словно о нитку льняную бездумных весталок,
В пыльном краю, где, наверное, новый Илья
Сиднем сидит тридцать лет и три года – вдобавок.
Так обольститься посулом житейской кирзы,
Равноугольным пространством заполненной соты,
Где вечерами экран, словно ласка гюрзы,
Страхом разит богоизбранный ум идиота.
О, западание клавиш, о, тяжба земель!
Прах землемеров в прогнивших шинелях пехоты.
Вся деревенская мудрость запечных емель,
Коим идти в никуда нипочем не охота.
Всех теть Маш, раздобывших в обед молока,
Всех дядь Гриш, обожателей темного пива,
Чья бессловесная даль так пуста и легка,
Как и октябрь девяносто второго налива…
И перемены себе отлежали бока,
Долготерпенье сварилось вкрутую в водице…
Только вздыхаешь. И дверь запираешь пока,
Тихо попросишь кого-то, чтоб вновь возвратиться.
16 октября 1994
За величье страха у нищей плошки,
Суетливую тайнопись приговоров,
За смиренность спин над бесхлебной сошкой
Азм воздастся тебе все одно – не скоро.
И покуда уходит свет, разжижая силы,
В поминальный сумрак у изголовий,
Не дари сей крест, отведи, помилуй,
Плотоядный ужас твоих Любовей.
17 октября 1991
Раскинула карты – разлуки
Метнулась несчастная тень.
В ковчег твой, не знающий муки,
В души миротворную сень.
Отныне не видел, не помнил
Мой облик – раз выжжен дотла,
Печальный, плачевный садовник,
Познавший судьбы удила.
За сладким посулом о небе
И царстве полуденной тьмы
Свершали степные набеги
Твои беспокойные сны.
Но что мне на картах – разлуки
Червонная, звонкая масть –
Цвет горькой, сердечной науки
С пронзающим именем – страсть,
Когда у твоей колыбели
В дрожании светлых ресниц
Люблю лишь погасшие тени –
Как выходцы здешних больниц.
Марина Мнишек
(отрывок из поэмы)
А злая жена его, Марина, безбожница,
Сорокою обернулась и из палат она вылетела