в основном.
– В жизни не поверю.
– И правильно.
Зашли в «Майк и Молли» на первом этаже «Дома поэтов». С тех пор, как это здание начали строить 15 лет назад (за это время два девелопера, поймавшие недострой в общей конкурсной массе, приказали долго жить), Серёгин всё поражался, кто придумал это издевательское название. Понятно, что никаким поэтам, даже самым краснознамённым – если бы они водились в Красноярске, – новая квартира в монолите бы не отломилась.
– И это ваше секретное место? – скептически поинтересовался Серёгин, разглядывая сквозь стекло запружённую машинами утреннюю улицу.
– Я не сказал «секретное». Я сказал – проверенное. Вы, Алексей, могли бы, например, задуматься, что кафе открывается в полдень, а мы вот, тем не менее, уже в нём сидим. И больше – никого.
Действительно. Серёгин так отвлёкся на воспоминания об «Академе», что пропустил этот простой, но эффектный поворот.
– А завтрак-то дадут? – забеспокоился Серёгин, которому очень хотелось есть. – Или мы с вами будем говорить вприглядку?
– Дадут-дадут, – усмехнулся Шахлар, – всё без обмана.
Почти сразу принесли яичницу с сосисками, свежие булочки и нарезанные дольками алые помидоры.
Дождавшись, пока тарелка Серёгина потеряет бо́льшую часть ассортимента, азербайджанский гость наконец заговорил.
В основе разговора лежало дело «комитетчиков». И даже конкретного «комитетчика» – Бахрама «Бахи» Гулиева.
– Мы хотели бы ему помочь, – пояснил Шахлар.
– Ну так помогите, – кивнул Серёгин, размазывая по булочке джем, – в СИЗО очень кисло, можете не сомневаться. А тут вы. Ковры там, финики. У вас есть хорошие финики?
Шахлар улыбнулся.
– Мы хотели бы помочь иначе.
– И иначе можно, – согласился Серёгин. – Диаспора у вас серьёзная, люди уважаемые. Может, даже и условный выкружите.
Гость сложил пальцы в замок и подпёр этой конструкцией подбородок.
– Вы нас переоцениваете, – сказал он, – терроризм – это серьёзно.
– Терроризм – может, и серьёзно, а то, в чём обвиняют этого мальчишку…
Шахлар покачал головой.
– Это неважно. Статья тяжкая, не отбить.
– Вам виднее.
Посидели некоторое время молча. Серёгин жевал булку, запивая чаем. Здесь был приличный ассам. Можно было бы спросить, для чего диаспоре может понадобиться Серёгин, если дело считается заранее проигранным. Но торопить очевидный вопрос не имело смысла. Сейчас посланник сам расскажет. Он уже подзаскучал.
Шахлар действительно поёрзал и, видимо, решил, что пора сказать прямо.
– В общем, так, – сообщил он, чуть покачиваясь на стуле, – мы хотели бы, чтобы эта история стала публичной. Не публичной – на кухне у местных, а публичной в газетах. С обсуждением.
– Она и так публичная. Что ящик, что губернаторский Телеграм не смолкают.
– Нужны независимые публикации.
Серёгин