в Лондоне, – пояснила миссис Арбутнот.
– Правда? Впервые слышу, – удивилась леди Кэролайн, но совершенно спокойно.
Миссис Фишер приехать не смогла, ибо, как объяснила в письме, у нее проблемы с ногами, поэтому дамы отправились к ней сами.
– Но если она не может даже до клуба добраться, то как же поедет в Италию? – в недоумении проговорила миссис Уилкинс.
– Вот от нее самой и узнаем, – заметила миссис Арбутнот.
На деликатные расспросы миссис Фишер ответила, что сидеть в поезде вовсе не то же самое, что ходить по улицам, так что сомнения благополучно развеялись. Если не брать во внимание трость, то миссис Фишер оказалась весьма приятной четвертой компаньонкой: спокойной и образованной, хотя и пожилой. Самой молодой из них была леди Кэролайн, которая сообщила, что ей двадцать восемь. Миссис Фишер выглядела в высшей степени респектабельной и до сих пор носила полный траур, хотя, по ее словам, потеряла мужа одиннадцать лет назад. Дом ее изобиловал снабженными дарственными надписями фотографиями знаменитых (ныне покойных) представителей Викторианской эпохи, с которыми она познакомилась еще в детстве. Отец ее был известным критиком, так что в доме побывали практически все, кто что-то значил в литературе и искусстве. Карлайл выглядел сердитым; Мэтью Арнольд держал ее на коленях, а Теннисон любил дразнить из-за коротких косичек. Миссис Фишер с воодушевлением демонстрировала развешанные по стенам фотографии, указывала тростью на подписи, но ни словом не обмолвилась о своем муже и, что особенно порадовало, не спросила новых знакомых об их мужьях. Судя по всему, дама приняла их за вдов: услышав, что их четвертой попутчицей станет некая леди Кэролайн Дестер, она уточнила:
– Тоже вдова? – А услышав в ответ, что леди Кэролайн незамужняя молодая женщина, миролюбиво заметила: – Всему свое время.
Сама отрешенность миссис Фишер: дама, казалось, всецело погружена в мир прошлого, тех интересных людей, с которыми когда-то общалась, и их фотографий, – служила убедительной рекомендацией. Она попросила лишь об одном: чтобы ей позволили спокойно сидеть на солнышке и мысленно предаваться воспоминаниям, – а именно этого и ждали от спутниц миссис Арбутнот и миссис Уилкинс. Обе они считали, что о лучшей соседке и мечтать не приходится: пусть себе сидит сколько хочет и мечтает, а вечером в субботу оплачивает свою часть расходов. Еще миссис Фишер поведала, что очень любит цветы: вот однажды, когда вместе с отцом они гостили на Бокс-Хилл…
– Кто жил на Бокс-Хилл? – перебила миссис Уилкинс.
Познакомившись с дамой, которая знала действительно великих людей, она очень боялась, что миссис Арбутнот сейчас уведет ее и не даст услышать даже половины того, что хотелось бы услышать, а потому уже несколько раз задавала уточняющие вопросы. Ее поведение показалось миссис Фишер крайне невежественным и неучтивым, поэтому дама лаконично буркнула:
– Мередит, разумеется. – Потом продолжила: – Так вот, помню один наш визит. Отец часто брал меня с собой, но эту поездку вспоминаю