*
Утром Хмель нащупал на своем лбу здоровенную шишку. Провел рукой случайно, зацепил – мамочки мои, какой кошмар.
Он лежал в той самой комнате, где накануне состоялась трапеза, на плоском, как ящик, сундуке, заваленном старым провонявшимся тряпьем. Сквозь грязные окошки едва пробивался призрачный утренний свет. Хмель приподнялся на локте и осмотрелся. Никого здесь больше не было. Он поднялся, проковылял к ведущей из дома двери, миновал темные сени со стойким запахом плесени, и оказался на покосившемся крыльце без перил.
Лес утонул в густом тумане. Туман был серый, как разбавленное водой молоко. Ближайшие к дому деревья проступали из этой серости неотчетливо. Хмель мрачно озирался по сторонам. И обнаружил, что нет машины. Той самой, на которой они приехали вчера. И Сереги с Виталиком тоже нет. А ведь накануне спать в одной комнате ложились.
Встревоженный Хмель спустился с крыльца. Вот следы на сырой земле, тут машина их стояла.
Обернулся и увидел девушку. За углом дома она чистила картошку, зябко кутаясь в стеганый жилет. И никого не было вокруг. Хмель подошел.
– Привет! ― сказал дружелюбно, бесцеремонно пялясь на ее загорелые ноги.
– Привет, ― отозвалась она.
Ему показалось, что с вызовом.
– Где машина? ― спросил Хмель.
– Уехали.
– Куда?
– Остальных ваших привезут.
– Откуда? Из Москвы? ― не поверил Хмель.
– Зачем из Москвы? От шоссе. Сами дорогу не найдут.
Хмель сел в сырую от росы траву и теперь голые колени девушки были на уровне его глаз. Она все поняла и вдруг раздвинула ноги. Не широко. Только чтобы он трусики увидел. Хмель дрогнул и поднял глаза на девушку. Она смотрела насмешливо.
– Ты себя в зеркале видел, ухажер? ― спросила и бросила очередную очищенную картофелину в кастрюлю с водой.
Полетели брызги. Часть из них принял на себя Хмель.
Он поднялся из травы и пошел к умывальнику, прибитому к дереву. Над умывальником светлел квадратик зеркала. Хмель заглянул в него. Ужасная картина. В одном месте лоб рассечен ― это он в машине так спьяну пострадал. В другом месте огромная шишка. Под глазами мешки. Не брит. И вообще помят после попоек этих.
Какой сегодня день? Пятница. Это он за неполную неделю так деградировал.
Сидел бы сейчас в офисе, шефу преданно в глаза смотрел и поддакивал согласно.
Тьфу!
Нет, только не это!
* * *
Девушку звали Маша. Она здесь родилась и выросла. А теперь жила в райцентре в ста двадцати километрах от этого хутора, и работала няней в детском саду. Работу и место в общежитии ей дали как сироте. Про свое сиротство она сказала буднично, как бы между прочим. А Хмель дрогнул.
– А что с родителями такое? ― спросил он.
– Пропали.
– В смысле? ― не понял Хмель.
– Здесь пропали, ― сказала Маша и показала рукой куда-то в туман.
Хмель проследил взглядом.
– В лесу? ― предположил он.
– Ясное дело. У нас тут кроме леса и нету ничего.
– Заблудились,