самый обычный водитель, умеренно опытный, и люблю сто десять миль – тогда Машу можно держать одной рукой, буквально двумя пальцами. Но сейчас уже сто пятьдесят. Этого пока достаточно. Трасса визуально сужается, пейзаж по сторонам начинает сливаться в серо-зеленую стенку с яркими пятнышками реклам, еще немного прибавить, и будет полное впечатление, будто едешь по трубе. Движения в правых рядах почти нет, я так и планировал, выбирая время.
От архива до космодрома – моя часть операции, здесь я был голова, когда мы все продумывали, Борисыч только кивал. Ему не понравилось узкое место на развязке, мне оно тоже совсем не нравится. Собственно, это единственное откровенно слабое звено в нашей затее. Но других вариантов нет.
У здания института тоже не было вариантов, где встать, и в итоге я доброе дело сделал, прелестную девчонку спас. Пускай теперь на развязке я нас спасу. Лишь бы подвеска выдержала. И лишь бы туда прямо сейчас не заехала какая-нибудь внеплановая бетономешалка. Вот это будет неприятный сюрприз. Там и без того до черта техники, и вся она мне мешает.
– Борисборисыч, посмотри на стройку, нет там шевеления?
– Только что смотрел, глухо. Я же обещал, там до конца недели будет полный стоп, украли все.
Он сам и сделал, что украли, даже знать не хочу, каким образом. У Борисыча старые связи дай бог каждому. Гуманитарные технологи не воруют своими руками, они уничтожают имущество врага методом стимуляции промотания и разбазаривания. Борисыч на этом еще до войны съел очень большую собаку.
Выкручиваю заднюю камеру до упора и наконец-то вижу перехватчики: две белые зализанные капли у нас на хвосте. По-своему они красивы, хотя совсем не похожи на автомобили. Приближаются медленно, но неотвратимо. У обоих на крыше плоские башенки с пушками для запуска «пауков». Вцепится такая дрянь в задницу, шибанет разрядом, тут у машинки и мозги набекрень. И приехали.
– Вижу наш почетный эскорт.
– А то пуганем их? – Это Тим.
– Отставить, – говорит Борисыч. – Ты Алексу не веришь, что ли?
Тим никогда так быстро не ездил, ему просто не понять, что значит приоткрыть заднее окно на ста пятидесяти милях. Сейчас никто так быстро не ездит, кроме гонщиков-профессионалов. Я пытался объяснить, что для начала мы оглохнем, потом нашего стрелка треснет головой об рамку двери, потом он наверняка потеряет ствол, и тот будет лететь за нами на ремне, колотясь об машину так и сяк, да еще и запросто вывихнет стрелку руку. Тим сделал вид, что поверил.
Ему хочется пострелять хотя бы неприцельно в полицию, я понимаю. Для него полицейские – верные псы корпорации, сломавшей жизни поколения родителей и моего поколения заодно. Тим даже не будет непременно убивать, ему бы просто как следует опустить их, сурово и убедительно. Заставить держать приличную дистанцию. Остаться там, где и место этим хорошим полицейским, – от нас как можно дальше.
Тим хочет