бродил по улицам Лондона, ревниво сравнивая его с Парижем и всегда в пользу последнего. Увы, Париж изгнал его.
Был уже вечер, когда Эрик высадил последнего клиента возле небольшой старинной церкви. Подбросив на ладони полученные монеты, он опустил их в карман и задумчиво побренчал ими – по всему выходило, что денек выдался удачным, хватало и пассажиров, и заработанных денег. Второй наниматель – профессор Ван Хельсинг – тоже не скупился, но в работе сыщика сегодня пришлось сделать небольшой перерыв. Впрочем, он ничего не пропустил: зверь в этот день ни на кого не напал.
Здраво рассудив, что пассажиру, которого он доставил к церкви, затем наверняка понадобится транспорт обратно, а если не ему – то кому-то другому, Эрик решил задержаться.
Уже стемнело, недавно выпавший снег мерцал под чистым звездным небом, совсем рядом горел газовый фонарь, и теплый свет лился сквозь разноцветные стекла в окнах церкви. Там играл орган, и его строгая торжественная мелодия приглашала редких прохожих остановиться, послушать и зайти в храм.
Позавидовав, Эрик подъехал поближе к фонарю и достал из кармана пальто карту Лондона. План города пестрел карандашными значками, отмечавшими места встреч со зверем. Такую же карту, но больших размеров, он заметил на стене в квартире профессора Ван Хельсинга, и точно так же тот вместе с помощником делал пометки, стремясь найти закономерность в действиях монстра.
Призрак Оперы вел собственные записи, отмечая на карте символами-крестиками черного цвета – места нападений, синего – места встреч, где хищника замечали, но без тяжких последствий для здоровья заметивших. Сложнее всего было отделить правдивые рассказы о случившемся от выдумок или заблуждений. На таинственного зверя стремились свалить почти все происшествия и нападения, справедливо полагая, что вряд ли он явится отстаивать свою непричастность.
Верфи Ист-Энда – настоящее раздолье для такого существа: территории, ужасающие своей бедностью, где жизнь стоит дешево, а мертвые находят последнее упокоение на дне Темзы. Но еще больше интереса вызывала другая часть Лондона, из которой не приходило жутких новостей – там их предпочитали держать за закрытыми дверями, выпуская наружу лишь смутные слухи. Жалобы на внезапный лай собак, чье воспитание могло сравниться с аристократическим, возбужденный рассказ горничной, которую до полусмерти перепугало некое видение в одном из богатейших домов, – Ван Хельсинг особо велел обращать внимание на подобные происшествия.
Органист сбился, заставив Эрика болезненно поморщиться. Безусловно, было бы странно ожидать выдающегося мастерства от исполнителя в этой маленькой церкви не самого фешенебельного района. Призрак Оперы поймал себя на желании немедленно войти внутрь, указать на ошибку, и побороть это искушение оказалось непросто.
Спрыгнув, он подошел поближе к ограде, прислушиваясь и пытаясь представить