Авиньон. И попутно разгромил орден рыцарей Храма – тамплиеров. Правда, спустя семьдесят лет Святой престол снова вернулся в Рим и всё вернулось на круги своя.
Однако, не смотря на все потрясения, которые иногда всё же происходили, будь-то история с Филиппом или какая другая, Церковь никогда не сходила с европейской сцены. «Не может быть любви к Богу без любви к Церкви». Постоянно утверждая в умах этот тезис, Церковь пусть незаметно, но верно упрочивала своё положение в обществе. Люди, будь то крестьяне, торговцы или короли, несмотря ни на что не переставали верить в Бога, а потому нуждались в Церкви так же, как и Церковь нуждалась в них. В них и в их богатстве. Строительство соборов, храмов, школ, монастырей, учреждение университетов и посольств, а также содержание духовенства требовало немалых средств. Ещё больше средств требовалось на удовлетворение личных аппетитов и амбиций служителей Церкви всех ступеней ее иерархии, начиная от епископской провинции в глубинке и заканчивая Святым престолом. Будучи уверенными в неприкосновенности своего статуса служители уже не хотели бороться с искушениями и страстями, а наоборот охотно предавались им, купаясь в роскоши и утопая в долгах. Они уже давно привыкли не считать деньги, ведь они их не добывали в поте лица, а получали по статусу, совершенно не утруждаясь. Взимание церковной десятины уже не могло покрыть всех расходов Церкви и ее служителей. Чтобы добыть звонкую монету и переправить её в свой карман, служители изобретали всё более изощренные способы. Дело дошло даже до симоний8 и индульгенций9. Проповедуя пастве христианские заповеди воздержания и нестяжательства, сами служители оставались далеки от их соблюдения. Контраст между вещаемым в храме и демонстрируемым в жизни стал настолько очевидным, что среди мирян стали распространяться неверие и ропот, а то и открытый протест. Нет, не против Бога, но против Церкви. Людей можно было понять. Войны, эпидемии, тяжкий труд, плодов которого едва хватало чтобы только выплатить налоги и не умереть от голода, вгоняли народ в трясину бесправия и нищеты. Церковь же в качестве пищи духовной призывала смириться и повиноваться, а сама погружалась в пучину вседозволенности и греха.
Первым, кто громко и открыто заявил о некоторой неправильности такого положения вещей, стал Мартин Лютер. Он с юности посвятил себя служению Богу в монашеском ордене святого Августина. Будучи человеком незаурядного ума, он выучился на доктора богословия в университете города Виттенберг, что в германских землях, а после стал в нём же преподавать слово Божие. Возможно, Лютер и остался бы безмятежным профессором, если бы однажды случайно не посетил резиденцию Святого престола в Риме. Нравы, царившие в окружении наместника Бога на Земле, поразили его не меньше, чем явное презрение служителей Церкви к библейским нормам, которым он, Мартин Лютер, подчинил всю свою жизнь и которым учил своих студентов. Через какое-то время, оглядевшись